— Так, может быть, она, Забейда, нарочно мужа не
предупредила, — предположила Ирина, — чтобы проверить, что он здесь
без неё делает?
— Ой, милая! — Анна Семёновна махнула
рукой. — Ты её не знаешь! Проста она больно! Не умеет ничего по-хитрому
сделать! И потом, если бы уж она позавчера прилетела, так уж Давно бы здесь
была, Машке бы волосы выдирала, а тут — тишь да гладь, полный покой, как на
кладбище!
Катя смотрела перед собой остановившимся взглядом и даже не
прикоснулась к плюшкам. Ирина посчитала это дурным признаком. Она поднялась
из-за стола, поблагодарила хозяйку и пошла к выходу, волоча за собой безвольно
переступающую подругу. Оказавшись на лестнице, она встряхнула её и проговорила:
— Катька, да что с тобой? Возьми себя в руки!
— Ты слышала? — трагическим голосом отозвалась
Катерина. — Он изменил мне со старухой! Этой Забейде шестьдесят лет!
— Дронова, ты точно рехнулась! — прервала её
Ирина, — сама подумай, какую чушь ты несёшь! У твоего Валика никак не
может быть романа с этой престарелой горилловедкой! У них наверняка какие-то
общие дела! Тем более что она вообще не прилетела, ты ведь слышала! Поставь
себя на её место — неужели она не появилась бы дома, вернувшись после
двухлетнего отсутствия?
— Поставить себя на её место? — выкрикнула
Катя. — Я и так на её месте! Мне тоже изменяет муж! Я ему верила, ждала
его, как последняя дура, а он нашёл себе в Африке какую-то старую гориллу! Ну
да, они, наверное, сблизились с этой Забейдой на почве общих интересов!
— Да не болтай ерунды! Ты ещё ничего не узнала, а уже
делаешь такие выводы! Ты должна думать о том, как ему помочь…
— Я о нем даже слушать не хочу! Изменник! Развратник!
Сексуальный маньяк! Связался со старухой!
— Катька, ты совершенно не умеешь слушать! Я, например,
уверена, что Забейда Нурмуралиева не прилетала из Африки, а так и сидит там со
своими гориллами!
— Да? — Катя повернулась к подруге. — А как
же билеты?
— А вот это и нужно выяснить! Может быть, билеты не
были использованы, и их отдали твоему мужу, чтобы он здесь вернул их
авиакомпании… Самое простое — это прямо спросить Валентина Петровича… если ты
не можешь это сделать сама, попросим адвоката…
— Ни в коем случае! — взвизгнула Катерина. —
Я не хочу унижаться перед посторонним человеком!
— Ой трудно с тобой, — вздохнула Ирина, — и
профессор твой такой же упёртый. Говорил же адвокат, что он молчит как красный
партизан. И ведь не может же не знать, что себе только хуже делает. Правду
говорят — муж и жена — одна сатана! Вот что: едем прямо сейчас в аэропорт, попробуем
персонал расспросить, может кто запомнил эту бабу, что с твоим мужем прилетела.
Только не говори, что унижаться не станешь.
— А я и не говорю, что посторонние люди подумают — меня
нисколько не волнует!
* * *
В аэропорту, как обычно, было очень людно. Приземлились
одновременно три самолёта — из Ганновера, Амстердама и Парижа, и первые
пассажиры, навьюченные сумками и чемоданами, с трудом протискивались сквозь
плотный строй встречающих. В первом ряду миниатюрная девушка размахивала
плакатиком с надписью «Герр Мюллер».
Репродуктор под потолком зала ожил, откашлялся и визгливым
женским голосом объявил:
— Пассажира Абдула Мустафу Сайда Абдель Камаля просят
подойти к стойке дежурного!
— Непонятно, — проговорила Ирина, — один это
пассажир или целая делегация?
Катерина не поддержала разговор. Она нервничала.
Ирина оглядела зал и увидела девушку в защитной форме с
погонами старшего лейтенанта и эмблемой пограничных войск. Девушка пробиралась
сквозь толпу, направляясь к двери с суровой надписью «только для персонала».
Бросившись ей наперерез, Ирина перехватила пограничницу перед самой дверью и
вполголоса проговорила:
— Можно вас на секундочку?
— В чем дело? — девушка окинула Ирину
подозрительным взглядом, но остановилась.
— Понимаете… — начала Ирина, одновременно вытаскивая из
кармана пятисотрублевую купюру.
— Это что такое? — воскликнула пограничница,
наливаясь краской. — Вы хотите предложить мне взятку?
— Это вовсе не то, что вы могли подумать! —
заторопилась Ирина. — Никакой контрабанды.
никакого криминала! Чисто житейское дело! Я хочу только
спросить у вас одну вещь… вы как женщина должны меня понять…
В это время к ним подошла Катерина. Её расстроенное лицо и
опухшие от частых слез глаза говорили сами за себя. Указав на неё, Ирина
продолжила:
— Муж моей подруги прилетел два дня назад из Марселя, и
у Кати есть сильнейшее подозрение, что он был не один!
— Гуляет? — лаконично осведомилась девица,
сочувственно взглянув на Катерину. — Все мужики сволочи!
— Вот мы и хотели спросить — может быть, кто-то из
ваших знакомых дежурил в тот день и видел, с кем был её муж…
— Два дня назад? — переспросила
пограничница, — это была наша смена! Фамилия? — она снова взглянула
на Катю.
— Дронова! — ответила та машинально.
— Катька, ты что? — Ирина покачала головой. —
Ей не твоя фамилия нужна, а Валика! Кряквин! — сообщила она девушке и на
всякий случай протянула ей билеты профессора и его таинственной
спутницы. — А это — фамилия женщины, которая могла быть с ним…
Пограничница молча кивнула и скрылась за дверью.
Несколько минут ничего не происходило.
— Зря мы сюда приехали… — затянула Катька и снова
начала всхлипывать.
— Не реви! — прикрикнула на неё Ирина. —
Хотя, впрочем, можешь немножко поплакать…
это должно произвести на них впечатление, вызвать женскую
солидарность…
Как раз в это время служебная дверь открылась, и появились
две девушки в форме — прежняя и ещё одна, черненькая, с ямочками на щеках.
— Это Лариса, — представила первая пограничница
подругу, — они через неё проходили. Лариска, расскажи. Видишь, как женщина
переживает!
Брюнетка жалостливо взглянула на Катерину и проговорила:
— Это твой был?
Катя кивнула и громко всхлипнула.
— Вот ведь козёл! А с виду и не подумаешь, такой вроде
приличный мужчина! Он с этой мусульманкой шёл… то есть вроде она сама по себе,
а только он поблизости. Сама вся в чёрное закутана, даже глаз не видно! Паспорт
мне подала, я говорю — лицо покажите, а она — ноль внимания! Я тогда
по-английски повторила, нас учат… опять никакого результата! А тут этот
подскакивает, ну, который твой, и говорит: что вы, ей никак нельзя постороннему
человеку лицо показывать, им Аллах запрещает! В общем, религия такая… Ну я
говорю — не положено, может, там вообще мужчина под этим покрывалом, может, там
этот… Бен Ладен или ещё какой-нибудь террорист… а она что-то как затарахтит
по-своему! Ни слова не понять, ни на какой язык не похоже! А твой говорит —
слышите же, что голос женский? Чего вам ещё надо? Ясно, что не Саддам Хусейн!
