— Застала, — подтвердила Недужная.
— А теперь говорите, что это она, гражданка Ташьян…
— Она не Ташьян! — возразила генеральша.
— Я не Ташьян! — вскрикнула Катя. — Я же вам
сказала — Дронова я! Из восемнадцатой квартиры!
— Ой! — генеральша Недужная всплеснула руками,
уставившись на загорелого преступника. — Да ведь это же Кряквин, муж её!
Тоже из восемнадцатой квартиры! Здрассьте, Валентин Петрович! Как же я вас
сразу-то не признала! Больно уж вы на лицо переменились!
Тут же она повернулась к служителям закона и заявила:
— Тогда все сходится! Катерина с покойницей
поссорилась, а Валентин Петрович её зарубил! Вот что Африка-то с людьми делает!
А ведь был когда-то приличный человек, профессор!
— Одну минуточку, свидетельница, — строго оборвал
Недужную милиционер Лампасов, — вы, это, не спешите выводы делать! Выводы
делать — это пре… при… рогатива следственных органов. А ваш гражданский долг
как свидетеля в точности сообщить то, что вы своими глазами видели. Вы этого
загорелого гражданина видели на месте преступления?
— Видела, — генеральша часто закивала.
— И орудие убийства видели в его руках?
— Так точно, — ответила генеральша.
— И происходило это в четырнадцать часов?
— В четырнадцать часов ноль шесть минут! — чётко
рапортовала генеральша, которую покойный муж приучил к армейской точности.
Сотрудники милиции переглянулись, и Лампасов кивнул:
— Приблизительно в это время и наступила смерть. Следователь
вас на днях вызовет, чтобы запротоколировать ваши показания. И ещё одно: вы
можете подтвердить личность подозреваемого и этой гражданки?
— Могу, — генеральша почему-то понизила
голос, — это мой сосед Кряквин Валентин Петрович из восемнадцатой квартиры,
хотя его внешность за последнее время сильно изменилась, а это жена его
Катерина, с позволения сказать, Михайловна… Вот как Валентин Петрович на ней
женился, так его словно подменили! Совсем другой человек стал! Потому что она —
богема! На нормальное место работы не ходит, каждый день у неё гости, по ночам
свет не знаю до которого часа горит… Никакого, в общем, порядка и дисциплины!
— Опять вы, свидетельница, это, выводы делаете! —
огорчился Лампасов. — Но это ничего, следователь вас от этого отучит.
Милиционеры развернули грустного профессора и повели его к
своему транспортному средству. Профессор горестно повесил голову и прекратил
активное сопротивление.
Катерина, осознав, что у неё окончательно и бесповоротно
уводят только что возвращённого мужа, неожиданно бросилась наперерез
милиционерам и громко закричала:
— Он ни в чем не виноват! Отпустите его! Это не он, это
я виновна, меня и арестовывайте!
— Как это — не он? — Лампасов несколько замедлил
шаги и недоверчиво уставился на упорную женщину.
— Говорят же — это я её убила! На почве сильной личной
неприязни!
— Как же не он, когда у нас свидетель имеется? —
Лампасов возобновил движение в сторону «уазика». — Попрошу вас,
гражданочка, посторонитесь и не чините препятствий при исполнении! И имейте в
виду, что за дачу ложных показаний полагается значительный срок!
Катя собралась было ещё что-то сказать, но к ней подбежала
Ирина и оттащила её в сторону.
— Тоже мне, жена декабриста нашлась! — зашипела
она на подругу. — Что это тебе в голову взбрело?
— Но они же уводят Ва-алика! — заревела Катерина,
и из её глаз брызнули крупные слезы.
— Так ты хочешь, чтобы они и тебя заодно прихватили?.
— Какая ты чёрствая! Может быть, я хочу в этот трудный
момент быть рядом с любимым человеком!
— Во-первых, рядом с ним тебя не посадят, у нас пока
мужчин и женщин содержат в тюрьмах раздельно, — остудила её пыл
Ирина, — а во-вторых, на свободе ты сможешь принести своему Валику гораздо
больше пользы. Хотя бы передачи ему носить, адвоката нанять, а может быть, мы с
тобой и сами сможем доказать его невиновность… ведь ты не убивала Ирину
Сергеевну?
— Как ты могла такое подумать! — от возмущения
слезы на глазах Катерины высохли.
— Ну так и нечего брать на себя чужую вину! Лучше
возьми себя в руки и попробуй думать логично.
— Я попро-обую, — без энтузиазма протянула
Катя, — только что мы с тобой на улице разговариваем? Поднимемся ко мне,
хоть чайку выпьем!
Ирина подумала, что, если уж её подруга заговорила о еде,
значит, она понемногу приходит в себя. Взглянув на часы, она прикинула, что час
свободного времени ещё может выкроить, и пошла с Катей вверх по лестнице.
В прихожей стоял огромный, видавший виды чемодан профессора.
Увидев его, Катя снова собралась зарыдать. Ирина, чтобы не допустить этого,
подхватила подругу под локоть и потащила её на кухню. Наполнив чайник и нажав
кнопку, она села напротив Катерины и строго проговорила:
— Не раскисай! Помни, от тебя сейчас зависит свобода
мужа!
— Он в ка-амере… — затянула Катя, — среди
уголо-овников! Они ему даже переоде-еть-ся не дали, прямо в том, в чем он
прилетел, повели!
— Сказано — не раскисай! — прикрикнула на неё
подруга. — Лучше думай! Ты ведь видела соседку мёртвой ещё до того, как
отправилась в аэропорт?
Катя глядела на неё совершенно стеклянными глазами и даже не
пыталась взять себя в руки. Ирина вздохнула и открыла холодильник.
— Ну-ка, что тут у тебя есть?
Она достала упаковку сыра, намазала маслом кусок булки и
протянула подруге бутерброд.
— Ветчинки сверху положи, — жалобно попросила
Катя. Взгляд её стал осмысленным, на что Ирина и рассчитывала.
— Но твои показания они, скорее всего, не примут в
расчёт, — задумчиво проговорила она, торопливо намазывая Кате второй
бутерброд, — скажут, что ты выгораживаешь мужа… тем более что у них есть
такой основательный свидетель, как генеральша…
— Послушай, — проговорила Катя с набитым
ртом, — а что это Недужная говорила про время? Что она видела Валика в
четырнадцать часов?
— В четырнадцать часов шесть минут, — машинально
уточнила Ирина, и вдруг подскочила: — Катька, ты стала соображать!
Я всегда говорила, что еда обостряет мои умственные
способности, — скромно произнесла Катерина, проглатывая остатки первого
бутерброда и незамедлительно приступая ко второму.
— Действительно, как она могла видеть его в шесть минут
третьего, если самолёт приземлился только без десяти три? Значит, их главный
свидетель врёт!
— Я всегда не любила генеральшу! — горячо
воскликнула Катерина, — вечно пристаёт со своими нравоучениями!
— Ну, может быть, не врёт, а просто путает, —
слегка отступила Ирина, — например, часы у неё встали или ещё что-нибудь в
этом роде… во всяком случае, её свидетельство даёт трещину!
