Книга Отчаянная осень, страница 10. Автор книги Галина Щербакова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Отчаянная осень»

Cтраница 10

Марина решила посоветоваться с Игорем Николаевичем Поляковым. Он сейчас ходит к ним на процедуры, и они, случается, болтают. О детях. Он спрашивает, как здоровье Миши, а она восхищается Ирочкой. Обе темы беспроигрышные и всегда казались вечными. Теперь одна, слава богу, отпала. Марина достала из тюка мятое-перемятое крепдешиновое платье с подплечиками. Мама была в нем, когда Марина пошла в первый класс. Платье кое-где порвалось по швам, пуговицы отрезаны. Сейчас как раз возвращалась мода на подплечики, на мягкое присборивание, на такой вот глубокий вырез. Найти только мелкие пуговички, чтоб подходили к петелькам, подол подшить, отгладить…

Когда Мишка вернулся вечером, его ждала дома неизвестная женщина в красивом модном платье и с распущенными по плечам волосами. Женщина ходила босиком по комнате, и это сбивало с толку. Мишка затоптался, не зная, что сказать, а потом узнал ее и захохотал:

– Ну, ма, ты даешь!

– Как? – спросила Марина. – Идет или нет?

– Невероятно, – воскликнул Мишка, – невероятно! Ты просто обалденная женщина. К тебе будут приставать на улице.

– Ну, это я быстро… – ответила Марина. – Со мной эти номера не проходят… Понимаешь, к такому платью просятся хорошие туфли.

– Купи немедленно, – ответил сын.

Он не знал, что у них до получки оставалось семь рублей. Марина оберегала сына от отрицательной информации.

Но даже если бы она и сказала ему это, смысл слов «до получки семь рублей» вряд ли бы дошел сейчас до Мишкиного сознания. Состояние эйфории, в которое он впал в тот день, когда шел из «Школьника» с Шуркой и встретил Иру Полякову, а потом неожиданно для себя самого целый час с блеском «травил анекдоты», а затем запивал арбуз коктейлем, чуть-чуть пахнущим полынью, – это состояние его не покидало. Больше того, в орбиту действия эйфории стали попадать явления обычной прозаической жизни. Например, мама. Она вдруг изменилась до неузнаваемости, высвободила из резиновых пут волосы, и выяснилось, какие они у нее пушистые. Она шлепает по комнате босиком, а в колени ей бьется красивое, ему неведомое платье. Наступила жизнь удивительная, полная чудесных превращений. И начало этой жизни – Ира Полякова. И конец ее – тоже Ира Полякова. И вообще Ира – конец и начало его, Мишкиной, жизни. Это для него бесспорно. Его жизнь – некий отрезок, ограниченный с двух концов одной и той же девочкой. И ему ничуть не тесно в ограниченном Ирой пространстве, ничуть! Наоборот, это счастье – сознавать, что у него нет из отрезка выхода.

Это или что-то подобное Мишка и рассказал Марине, своей преображенной матери. Той, старой, вчерашней, что ходила не босиком, а в детских ботиках, что затягивала черными круглыми резиночками волосы, он бы не рассказал. Эта же стала подружкой и могла понять.

Сердце Марины замирало от счастья. Она просто воочию видела, как идет по улице ее Мишенька, а навстречу ему красавица Ирочка, и как это закономерно, что они идут навстречу друг другу. Правда, жаль Шурочку. Определенно, она в него влюблена тоже. Но что делать, что делать! Хоть Шурочка и выровнялась, по сравнению с Ирочкой она так и осталась поганочкой. Так ее когда-то называли. Бедная, бедная девочка, мучается, наверное, страдает. Марина очень жалела сейчас Шурочку, и мать ее жалела: хорошо ли это, когда муж в тюрьме, куда хуже, чем быть разведенной. Вспомнила статью, что писал после суда Игорь Николаевич. Как интересно распределяет роли жизнь…

Она непременно скажет ему это при встрече. Она с этого начнет разговор.

Марина теперь изучала все объявления со словом «Требуется». Их в городе висело множество, и были вполне приличные предложения. Она достала старые учебники и конспекты, полистала их, убедилась, что все забыла, но пойти, к примеру, лаборанткой в какой-нибудь институт смогла бы. Туда и десятиклассниц берут. В общем, при желании можно было найти что-то подходящее, потому что пребывание за загородкой регистратуры стало просто давить на нее. А тут еще вопросы: что с тобой, тетя Марина, что с тобой? Да какая я вам тетя, дорогие товарищи? Особенно пристально ее разглядывала врач-невропатолог. И было в ее взгляде что-то пронизывающее, будто она хотела разглядеть Маринино превращение на уровне клетки и эту клетку она без анестезии вынимала из Марины для анализа.

– Хотите уйти из поликлиники? – спросила она Марину.

– Ага! —ответила та. – Меня берут в трест.

Никто ее в трест не брал. Но эта новая, возникшая в Марине женщина могла вот так, за здорово живешь что-то присочинить, да так, чтоб ей поверили. А потом невероятное стало правдой: в тресте, где она в какие-то доисторические эпохи проходила практику, ей действительно предложили работу техника, кто-то вспомнил ее по тем далеким временам…

Ложась вечером на узкое раздвигающееся кресло, Марина слушала, как пульсирует у нее кровь, когда она прижимается виском к руке. «Господи, – думала она, – как же хорошо! Тьфу! Тьфу! Тьфу! Чтобы не сглазить!» Через стол от нее на диване спал ее большой здоровый сын, который уже такой здоровый и такой взрослый, что у него любовь… Да какая! Он пришел сегодня поздно, потому что ездил за город. Там, в роще, он набрал осенних листьев всех цветов и оттенков, потому что, как выяснилось, Ирочка осенним листьям отдавала предпочтение перед всеми букетами цветов.

И ей, Марине, перепали те листья, что пожухлей. Она не обиделась нисколько. Листья стояли сейчас на столе, и от них на столешницу падала узорчатая тень, и в комнате чуть-чуть пахло горечью. Марина думала о том, как стоят эти листья в комнате у Ирочки, и как отбрасывают тень там, и как тоже чуточку горчат, но она, девочка, может эту горечь не уловить. Марина молилась, чтоб всем им было хорошо. И Ирочке, и Шурочке, и всему их классу, и этому мальчику Саше Величко из цирка, о котором ей Миша рассказывал.

Марина молилась за всех детей на земле. Это была странная молитва, в которой мольба перепуталась с какой-то непонятной радостью, а радость с махровым суеверием, и приходилось тьфу-тьфукать через левое плечо, и это было смешно и глупо, потому что на левом плече она лежала, а значит, поплевывала в собственную подушку. Но как же хорошо все это было тем не менее.

10

Знаешь, – сказала Ира Полякова Саше на перемене, – отец привез из Германии цветной альбом Дрезденской галереи. Навынос не дает, а вот если придешь – покажу.

– Как-нибудь зайду, – сказал он.

– А сегодня? – спросила она. – Не зайдешь?

– Извини, – ответил Саша.

Ира подумала: «У меня свело скулы. Я не могу говорить».

А надо бы сказать: «Ну хорошо, как-нибудь потом… Куда он денется, этот альбом, если он стоит уже там сто лет?»

Но сказать такие естественные слова она не могла, а просто повела плечами, что означало, по сути, то же самое, поэтому Саша и не заметил ее сведенных скул. Дело отложили на потом.

На уроке истории, глядя в лицо Оксаны Михайловны, Ира продолжала находиться в том же непонятном состоянии. Скулы отпустило, но осталось ощущение пережитого кошмара. Вдруг четко, осознанно пришла мысль, что она способна убить любую женщину, если она встанет у нее на пути. Это было открытие самой себя. Ира была потрясена им не меньше, чем если б об этом узнали другие.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация