Книга Отчаянная осень, страница 20. Автор книги Галина Щербакова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Отчаянная осень»

Cтраница 20

…Его рыжие дети возились в коридоре с велосипедом. Пришлось перешагивать через спицы, через снятый руль. Колес было три… И почему-то сразу сообразилось – тандем. Краснощекие дети бывшего мужа ездят в паре, в затылок друг другу.

Вошла женщина в туго застегнутом халате. Она прошла мимо Марины, потрогала рукой подоконник, как будто у нее возникло сомнение, на месте ли он, не упал ли ненароком за окошко, мало ли что случается с этими современными подоконниками.

– Ну что? – спросил бывший муж. – Что случилось?

Тогда, когда он уходил, он сказал – по первому зову. Всегда. В любой ситуации… Она должна помнить… Деньги – это мура… Это безусловно… Он про другое. Про зов. Получилось, что не было ситуации. Получилось, что ей от него нужны были только деньги. Никогда никакого зова. Один раз встретились, и он тогда похвастался здоровьем своих огненных мальчишек. Мишка же, умница, лишних вопросов не задавал. Знал: папа с мамой разошлись по-хорошему. Мало ли такого в жизни? Не приставал: «Хочу увидеть отца» – прочее. Сама сказала: «Посмотри, пожалуйства, это твой отец. На фотографии. Нравится?..» «Ничего…» «Узнаешь на улице?» «Ты же знаешь мои глаза». Вот-вот, плохое зрение в этом случае вроде бы даже было благом…

– Ну, что случилось?

Как же он ее торопил. А ей, наоборот, хотелось сидеть и вспоминать – тоже нашла время! – но раз в жизни человек имеет право затормозиться даже в неположенном месте?

Женщина в тугом халате потрогала стену. Может, она ждала землетрясения и сейчас проверяла, выдержит ли стена? Потрогала и вышла.

Рассказ у Марины получился глупым. Мишка влюбился. Девочка сказала ему, чтоб он сдох. Он пришел и попросил водки. И все.

– И все? – спросил бывший муж. – Нет, все?

– Ты бы видел, – стала оправдываться Марина. – Понимаешь, тут ему нужен мужской совет… Я не знаю, как это бывает у вас… Но не давать же пить!

– Можно и дать, – вяло как-то сказал бывший муж. – Мужик ведь… Номера!.. С больным знаешь, как, со здоровым – нет.

Он смотрел на нее ненавидяще, а она не могла понять, почему. Она застряла на этой своей мысли, что имеет право на один его отцовский совет в жизни.

– Нет, серьезно! – продолжал он. – Что ты от меня хочешь? Ну, попал бы он в милицию, что ли?.. Ну, побил бы кого… Украл… Ну, напился… А то ведь пришел, как паинька, спросил вежливо: «Водка есть?» «Есть, – сказала бы умная мать, – садись, дам». Выпил бы и уснул. После поговорили бы.

Он встал.

– Пройдет у него все, пройдет! Подумаешь, страсти-мордасти. Ну, я могу, конечно, с ним поговорить, но тогда ты нас познакомь… Не виделись ведь…

Она снова появилась, женщина. Теперь она трогала его, бывшего Марининого мужа, как будто проверяла наличие.

– Не надо, – сказала Марина. – Не надо.

Кому не надо? Что не надо?

Марина перешагнула через колеса и седла. Зачем приходила?

18

На совещании в облоно было два доклада. Один – по школьным делам в целом. Второй делал прокурор.

Оксана Михайловна слушала оба доклада рассеянно. Утром, во время (приседаний, как-то очень громко хрустнуло в колене и заломило всю ногу. Пришлось надеть туфли на низком каблуке, а она любила высокий. В низком каблуке нет достойности. Это наблюдение Оксана Михайловна сделала еще в молодости. Она тогда хотела понять, почему на стадионе чувствует себя плохо, неуверенно, хоть с нормами БГТО и ГТО у нее всегда все было в порядке. Потому что раздета? Но ведь у нее хорошая фигура, она не какая-нибудь приземистая коротконожка. Поняла: дело в отсутствии каблука. В походке, при которой всегда валишься на пятки, как ни старайся встать на цыпочки. А когда она в раздевалке надевает туфли на каблуках, все будто становится на правильные места.

Оксана Михайловна прятала свои сегодняшние ущербные ноги под кресло. Главное – вернуться в школу, там у нее в столе удобные французские туфли. Великолепная колодка… Великолепная. Как будто с нее снята…

– Случай с прорабом Одинцовым… – услышала она.

– Его дочь у меня учится, – сказала Оксана Михайловна своей соседке, директору сельской школы.

– Говорят, – прошептала соседка-директор, – этот Одинцов – мелкая сошка в деле… Я слышала…

– Глупости, – резко ответила Оксана Михайловна. – Я тоже слышала. Скажите, ну вот вас можно заставить воровать? Или, к примеру, выдавать аттестаты налево и направо…

Соседка растерянно поморгала и вздохнула.

– Скажете тоже, аттестаты, – пробормотала она. – Они же мне по счету выдаются… За каждый испорченный бланк я отвечаю…

– Вы так говорите, что можно подумать, будь они у вас без счета… Не в этом же дело! Если я не захочу совершать безобразия, я не буду их совершать, и никто не в силах будет меня заставить.

На лице соседки мелькнуло странное выражение– то ли издевки, то ли насмешки, как будто она знала что-то совсем противоположное об Оксане Михайловне. Но соседка тут же убрала с лица это выражение, захлопала глазами простовато-глуповато и старательно стала соглашаться, приводя примеры того, как у них в совхозе агроном настоял на своем и председателю пришлось посчитаться с этим. История была какая-то мутная, неясная, Оксана Михайловна хотела было переспросить: а чего хотел агроном? а чего председатель? Но соседка стала говорить про другое, про то, что ей надо успеть до перерыва купить в магазине разные канцелярские принадлежности. Она спросила Оксану Михайловну, куда это делись стержни для шариковых ручек. А клей? Его что, теперь не производят? А чернила? Была в этих простых вопросах некая ядовитость, какое-то желание ущемить Оксану Михайловну, и та почувствовала это и возмутилась.

– Вы так у меня спрашиваете, – прошипела она, – будто я директор чернильной фабрики.

Соседка, довольная, засмеялась, потому что увидела: ее вопросы задели Оксану Михайловну, которую она недолюбливала, как недолюбливала всех этих городских педагогов, у которых проблем ровно вполовину меньше, чем у сельских, зато чванства…

Оксана Михайловна возвращалась в школу быстрым шагом, чтоб успеть к уроку, даже сократила себе путь, пошла дворами. Марину она встретила в арке старого дома.

Они пошли вместе, и Марина, сама для себя неожиданно, сказала, что очень она беспокоится за Мишу, он у нее такой хороший, и никак она не ожидала от Иры Поляковой грубости, она вчера такое сказала, что не доведи господи… Повторять страшно…

Потому что дело касалось Иры, Оксана Михайловна выспросила Марину с пристрастием. Фраза «Чтоб ты сдох!» ее потрясла. Она представила себе девочку, говорящую ее, увидела искривленный презрением рот, вообразилось даже несусветное – гневная пена, но это – отогнала Оксана Михайловна видение – чушь, можно сказать, собачья. Никакой пены быть не могло. От всего этого – вообразилось и проанализировалось – у Оксаны Михайловны защемило сердце. Бедная ты моя девочка! Как тебя довели! Ты и слов-то таких никогда не знала, а уж сказать грубость… Довели!!! Оксана Михайловна вдруг ощутила неимоверную силу, которую теперь надо всю без остатка бросить на спасение Ирочки… Чего тянула? Ведь она раньше всех заметила. Надеялась. Надеялась, что все обойдется, рассосется.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация