Что Антонину подкосило известие о болезни или смерти
близкого родственника, Шурик тоже не поверил. За время их совместной жизни
никакие родственники, ни близкие, ни дальние, на горизонте не появлялись, и
Шурик понял, что Антонина выбросила их всех из своей жизни за ненадобностью.
Возможно, некий обнаглевший журналист написал в крупной
центральной газете, что творчество Антонины Сфинкс — это полная ерунда,
убожество и пошлость и что ее произведения нужно в полном составе сдать в
металлолом.
Написать-то он, может быть, и написал, но прожил бы в таком
случае недолго. Антонина не стала бы расстраиваться, рыдать в подушку и
расхаживать по дому с полотенцем на голове, она мигом бы собралась и поговорила
с журналистом по-свойски. И после этого разговора бедолага долго не смог бы
ничего писать по причине серьезного сотрясения мозга и частичной потери памяти.
Шурик не знал, что и думать, но если кто-то решил бы, что он
сочувствует Антонине, то этот кто-то глубоко ошибался. Вместе с тем Шурик не
испытывал никакого злорадства, видя свою сожительницу в таком плачевном
состоянии, ему просто было некогда.
— Что вылупился? — буркнула Антонина. Давно не
видел?
Шурик мог бы ответить, что если бы его воля, то он век бы
Антонину не видал, но обострять отношения сейчас не входило в его планы. Он еще
раз перечитал адрес фирмы «Аргамак» — проспект Славы, бизнес-центр «Мелодия»,
офис шестьдесят пять. Это в Купчине, жуткая даль. Его полуживая «шестерка» не
выдержит такой дальней дороги, может остановиться на полпути и отдать концы.
Шурик представил, как он сначала давится и потеет в метро, где каждый норовит
заехать локтем в глаз соседу и на халяву почитать его газету, потом долго ждет
троллейбуса, с огромным трудом влезает в него с третьей или четвертой попытки,
чтобы выпасть через несколько остановок с оторванными пуговицами и оттоптанными
ногами. Да еще нужно радоваться, что не вытащили бумажник и не обозвали по
матушке.
Впрочем, насчет ругани Шурик чрезвычайно устойчив,
наслушался от Антонины — сам кого хочешь может обозвать в общественном
транспорте такими словами, что у всего троллейбуса уши вмиг завянут.
Но время, время дорого, как никогда. В любую минуту страшный
золотозубый тип может потребовать отчета о проделанной работе, и тогда Шурик
будет иметь бледный вид.
Шурик решил попросить у Антонины ее «хонду».
— Дорогая! — преувеличенно озабоченно обратился он
к своей мегере. — У тебя усталый вид. Случилось что-нибудь?
— Да ничего! — она отшатнулась и поглядела
дико. — Уж и дома нельзя побыть!
— Конечно, побудь! — согласился Шурик. Отдохни,
полежи, телевизор вон посмотри…
Он нажал кнопку пульта, и надо же было такому случиться, что
именно в это время показывали в новостях галерею «Арт Нуво» и зареванную
Катерину Дронову. Она грустно обозревала пустые места на стенах и размазывала
тушь по щекам. Шурик хотел выключить телевизор, но Антонина тигрицей бросилась на
него и завладела пультом. Она внимательно прослушала интервью с милицейским
чином, хотя, на взгляд Шурика, тот не сказал ничего интересного, потом бросила
пульт на диван и пошла на кухню. Шурик потащился за ней, ожидая неизбежного
скандала. Вид Катерины действовал на его сожительницу, как красная тряпка на
быка На кухне Антонина рылась в шкафах и ворчала что-то себе под нос.
— У нас есть аспирин? Или что-нибудь от головы! —
спросила она.
Шурик вылупил глаза: никогда, даже после сильнейшей попойки,
Антонина не мучилась головной болью. Тем более, что и попоек у них в доме давно
не случалось — сначала Антонина усиленно готовилась к выставке, а потом не было
повода попраздновать С горя же Антонина никогда не напивалась, чего нет, того
нет, зачем зря наговаривать.
Шурик выдал сожительнице две таблетки аспирина из
собственных запасов и налил воды из чайника.
— Дорогая, — начал он, опасливо приближаясь к
ней, — не могла бы ты дать мне на время свою машину?
Реакция Антонины удивила даже его. «Железная леди российского
искусства», как совсем недавно называли Антонину журналисты, отшатнулась от
него и прыгнула в сторону не хуже испуганной антилопы у ручья.
— Машину? — выдохнула она. — Зачем тебе
машина?
— Ездить, — раздраженно ответил Шурик, — мне
нужно съездить тут в одно место, а моя «шестерка» не на ходу, ты же знаешь.
— Не дам! — решительно ответила
Антонина. —Нечего побираться, свою машину в порядке содержи.
«Вот стерва!» — горестно подумал Шурик.
Если бы такое случилось хотя бы вчера, он удовольствовался
бы таким ответом и поехал на общественном транспорте. Вчера еще он очень боялся
Антонину, хотя ореол успеха, окружающий его сожительницу, потихоньку начал
меркнуть. Сегодня — другое дело, сегодня Шурик гораздо больше, чем
сожительницу, боялся золотозубого уголовника. Ну что может сделать ему
Антонина? Выгонит из квартиры, бросит ему в голову пару-тройку хрустальных ваз.
Ей же хуже, потому что вазы ее, а Шурик отлично навострился уворачиваться от
летящих в голову предметов. А страшный тип обещал сдать его милиции и отправить
на зону.
— Что тебе — жалко? — заорал Шурик так громко, что
Антонина отшатнулась и захлопала глазами. — Хватит жмотничать! Что я,
съем, что ли, твою тачку?
— Отстань! — взвизгнула Антонина. — Чего ты
привязался? Сказала — не дам машину — и точка!
Отчего-то Шурик вдруг зверски разозлился, даже в глазах
потемнело. Он припомнил все мерзкие слова, которые кричала ему Антонина в
припадках ярости. Тогда он воспринимал все довольно спокойно, сейчас же жутко
разъярился из-за того, что эта стерва пожалела ему машину.
— Сам возьму ключи! — крикнул он и бросился в
прихожую.
Антонина метнулась за ним, но не успела вырвать из его рук
свою сумку. Шурик вытряхнул все мелочи прямо на пол. Ключи от «хонды» со звоном
выпали на кафельную плитку.
Антонина схватила его за руку.
— Отдай! — крикнула она. — Урод, придурок,
недотепа! Только и можешь, что чужими вещами пользоваться! Своего ничего нет!
Шурик, не глядя, оттолкнул ее, но не тут-то было. Антонину
мог сбить с ног разве только средних размеров динозавр. Сегодня она, конечно,
была не в лучшей форме, но и Шурик никогда не был динозавром. Антонина
удержалась на ногах и немедленно вцепилась зубами ему в руку. Шурик взвыл от
неожиданности и ударил ее кулаком по голове. Антонина держала челюсти, как
бульдог, тогда Шурик лягнул ее ногой и попытался схватить за волосы. Но под
руку попалось полотенце, и Шурик с размаху плюхнул им сожительницу по лицу. Она
клацнула зубами и оторвалась наконец от его руки. Было больно, но Шурик
понадеялся, что через рукав эта гадюка не смогла прокусить руку до крови. Он
поскорее бросился вон из квартиры и не стал дожидаться лифта, спустился пешком.
На ходу он задрал рукав и поглядел, что там с рукой. Расплывались два синих
следа от Антонининых челюстей, но крови не было.
