Дина подняла руки и обняла Никиту. «Я за него заплатила… – мелькнула мысль-воспоминание о перстне с рубином. – Этот человек теперь – мой!»
– Дина… Дина! – пробормотал Никита, взяв ее лицо в ладони. – Что же ты со мной делаешь…
– Что ты со мной делаешь! – нетерпеливо, сердито пожаловалась она и снова впилась в его губы.
Так странно. Она до безумия любила мужа, жила только им, но прикосновения Руслана давно не вызывали в ней желания. Она просто подчинялась мужу, изредка чувствуя пик наслаждения (не фригидная же она была!), но вот сами его поцелуи, объятия, прикосновения… Никакой радости от этого Дина не ощущала! Может быть, потому, что Руслан никогда не думал о ней, не помнил о ней самой, о Дине… Она всегда была одна – даже в те минуты, когда муж ее обнимал.
А сейчас, с Никитой? Дина чувствовала себя скрипкой, отзывающейся на каждое движение музыканта, игравшего на ней. Он и она и их общая мелодия. Они вместе. Дина сейчас – не одна!
– Туда… – выдохнул Никита, указав глазами на навес.
Они переместились в глухой закуток. Кровать с ржавыми пружинами. Сломанные каталки рядом.
«Как это все ужасно и… прекрасно. Нет, ужасно, ужасно! Грязно – в прямом и переносном смысле. Но все цветы растут из грязи. Самые красивые цветы растут именно из грязи…» – в миг последних содроганий подумала Дина.
Никита лежал щекой на ее плече, тяжело дышал.
– Как ты? – испуганно спросила она. «Господи, он же больной, он же после операции… А вдруг он умрет?!»
Никита поднял голову и прокашлялся.
– Я? – хриплым голосом отозвался он. – Я – прекрасно.
– О господи… – с отчаянием произнесла Дина, оттолкнув его. – Что же мы наделали…
– Да все в порядке, чего ты так переживаешь!
– Здесь, вот так… Хуже животных!
– Нет. Это самое лучшее, что есть в жизни.
– Самое лучшее?! Ой, что же я сотворила… – Она вскочила, оправила на себе халат.
– Дина, перестань! – Раевский поймал ее, посадил к себе на колени. Обнял, прижал к себе. – Успокойся. Все хорошо. Тебе же было хорошо?
– Да, – шепотом произнесла она.
– Ну вот! Радуйся, а не казни себя.
Они некоторое время сидели молча. «Теперь я понимаю Фиделя Рауфовича… – подумала Дина. – Чем грязнее, тем слаще. Какая гадость…»
От бинтов на голове Никиты пахло йодом. Смерть и жизнь – как они близко всегда… «Если будет ребенок – я его рожу, – подумала Дина. – Хотя вряд ли. Не тот день. Но вдруг, вдруг! А Руслан ничего не узнает… Хорошо бы! И тогда все обретет смысл. Тогда получается, что я купила себе счастье!»
Дина улыбнулась. Расслабилась. Поцеловала Раевского в небритую, колючую щеку.
– Ты милая, – с нежностью произнес он.
– Ты тоже. Ну все, уходи.
Раевский не стал спорить, ушел. Дина развесила оставшееся белье. «Завтра он уедет. И никогда не вернется. А у меня – будет ребенок!»
* * *
– Дина, зайди ко мне в кабинет.
– Да, Фидель Рауфович.
Дина зашла, прикрыла за собой дверь.
Курбатов сидел в кресле, насупившийся, мрачный. «Знает? – с замиранием сердца подумала Дина. – Но откуда? Никто же не видел… Хотя тут и у стен есть глаза!»
– Дина, это нехорошо.
– Кто бы говорил, Фидель Рауфович, – со смешком парировала она.
Пауза.
– Уж кто-кто, но ты, Дина…
– Я вам заплатила, Фидель Рауфович. Я вам свой перстень отдала – за жизнь Раевского, чтобы вы его спасли… И теперь этот человек – мой.
– Дина, его завтра увезут!
– Пусть увозят, – пожала Дина. – Все, что я хотела, я получила. Я могу теперь идти?
– Иди, – устало произнес хирург. – Эх, Дина, Дина…
* * *
После обеда (гороховый суп, пшенная каша с изюмом, на третье – компот из сухофруктов) Никита уснул сном младенца. Проснулся около пяти вечера, счастливый и успокоенный. Он добился своего. Будет еще одно приятное воспоминание – в череде других, похожих. Эх, если бы и женщины относились к подобным приключениям так же легко и просто!
Потом Никиту позвал к себе хирург Курбатов, самолично снял повязку.
– Голова не кружится? Не тошнит, не мутит? Сюда смотрите. Теперь сюда… Следите за молоточком. Теперь пальцем коснитесь кончика носа… Отлично.
– Доктор, я здоров?
– После такой травмы – да, на удивление молодцом… – нахмурившись, кивнул Курбатов.
Что-то сегодня хирург выглядел мрачным, недовольным. Никита забеспокоился:
– Доктор, а вы от меня ничего не скрываете?
– Нет. Я всегда говорю своим пациентам правду.
– А тогда почему…
– Не обращайте внимания, – перебил Курбатов. – Вы думаете, у меня проблем мало? Вот, жена вздумала худеть… Уже двадцать пять килограммов за короткий срок умудрилась сбросить!
– Это нормально, – улыбнулся Никита. – У женщин всегда так – то сбросят, то наберут…
– Но слишком быстро сбрасывать вес нельзя… Впрочем, не буду вас грузить. Отдыхайте. Завтра во второй половине дня за вами прилетят.
– Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно покажет кино… – напевая, Никита шел по коридору. По дороге заглянул в мужской туалет – там висело кривое, ржавое зеркало, все забрызганное пеной для бритья и пастой.
Зеркало отразило смешного тощего мужика, коротко стриженного. Да, волосы уже успели немного отрасти… Никита осторожно провел рукой по макушке, чувствуя, как они щекотно колют ладонь. Чуть выше лба змеился пунцово-малиновый шрам от операции. Но это ничего, скоро волосы еще длиннее станут, и шрам исчезнет. Ну, а пока…
– Теть Валь, а панамки никакой нет или кепки? – обратился Никита к санитарке, вошедшей в туалет без стука. – Красоту вот эту прикрыть…
Санитарка посмотрела на его голову, хмыкнула:
– А чего стесняться… Ты ж мужик! Ладно, заходи ко мне в хозблок, что-нибудь найдем. Сейчас только пол тут вымою.
…Нашли в куче забытых вещей платок – черный, с белым орнаментом по краю. Вроде мужской. Никита повязал его себе на голову, концами назад, и сразу стал похож на пирата.
На обратном пути Никита заглянул в процедурный. Там сидели Дина и еще одна медсестра – Вика, кажется. Эта Вика не нравилась Никите – и не только потому, что она была страшна, точно смертный грех. Просто глаза у этой Вики были хитренькие, бегающие…
Вот и сейчас эта Вика смотрела на Дину своими бегающими глазками и быстро-быстро о чем-то болтала, то и дело скаля маленькие острые зубки. «Врет. Все врет! – подумал Никита. – Не знаю, о чем она там, но точно все врет. Не слушай ее, Дина!»
