– У меня, кажется, аура пробита, – громко и бодро рассказывала Авенге клиентка. – Постоянно случаются какие-то несчастья. То колесо пробили на дороге, я на морозе торчала два часа. То мама заболела, мне пришлось лететь во Владивосток. Дочь болеет.
– Дочь у вас теряет связи с землей. У нее не было травм? – замогильным голосом спросила Авенга. После ее слов клиентка замолчала. Некоторое время в соседней комнате звенела ледяная тишина, а потом клиентка уже совершенно другим голосом спросила:
– Как это? Теряет связь?
– У нее что-то… что-то случилось, – Авенга проигнорировала вопрос. – Я не могу. Силы, которые ее держат, – очень мощные. Нет, я не вижу. Темнота.
– Ее укусила собака.
– Что же вы сразу не сказали. Эта собака вам известна? Это не собака – это дух злого беса, он хочет забрать ее себе. Собаку надо убить, иначе ваша дочь может тоже погибнуть.
– Что? – кажется, клиентка билась в конвульсиях. Даже я как-то занервничала, хоть и знала, какая на самом деле Люська чародейка. Такая уж это профессия. Все знают, что такие вот гадалки, как наша Людмила, – мошенницы и аферистки. Все знают. Но на всякий случай нервничают. А тут тем более Люська била по самому больному.
– Что вы меня спрашиваете? Уходите. Уходите, я вам говорю. Никто не может вам помочь, – вдруг закричала Люська. Дальше было целое шоу. Клиентка рыдала. Авенга чистила себя свечами и просила не просить ее ничего делать. Клиентка умоляла. Дочь надо было спасать. Собаку найти было невозможно, она была не пойми чья, кажется, вообще бездомная. Да и покусала она ребенка (на минуточку) год назад. Но карма до этого момента держала ребенка. А время «Ч» приближалось и должно было окончательно прийти с наступлением крещения.
– Что же мне делать? – взмолилась клиентка. И тогда Авенга озвучила прайс. Пятьсот долларов за вход в субпространство и ведение переговоров с кармической канцелярией – чтобы с ребенка сняли, так сказать, последствия вступления в контакт с духом. Или бесом. С кем-то из них. Причем таких вот переговоров в субпространстве могло потребоваться до трех – видимо, тамошняя бюрократия мало чем отличается от нашей, земной. Также Авенгой была реализована в рамках спасения ребенка бутылочка со святой водой – одна штука стоимостью пятьсот рублей (секретарша внесла ее по специальной команде). Амулет из травы в мешочке – один, стоимость – тысяча рублей. Дополнительно была предложена к приобретению литература на тему кармической справедливости – по двести рублей за книжку.
– Ну ты даешь! – ахнула я, когда благодарная (!!!) клиентка покинула Авенгин чертог.
– Работа такая, – Люська устало тряхнула рыжей копной и пересчитала купюры.
– И как оно, в субпространстве?
– Безлюдно, – задумчиво пробормотала она.
– И что, она тебе реально верит? Она же к тебе придет через неделю и будет орать и требовать все назад.
– Возможно, – кивнула Авенга. – Дай-то бог. Хуже, когда не приходят.
– Почему?
– С них больше ничего не заработаешь. А нам аренду платить. Аксессуары, инвентарь. Надо, кстати, поехать в ИКЕА, амулетов подкупить. И стеклянных шариков. Они в последнее время хорошо идут, – добавила она, сняла с себя балахон, подкрасилась, и мы поехали в театр. Такая вот была Авенга. Неудивительно, что менеджер из клуба больше не побеспокоил нас ни разу. Предполагаю, что он провел немало времени в мужском туалете, рассматривая в зеркале свое отражение и изучая его на предмет признаков неизлечимых болезней и скрытых повреждений. А мы пошли к Сухих.
– Я прямо что-то нервничаю, – сказала Марлена, когда мы подошли к двери в салон красоты.
– Еще бы. Одно дело – сидеть дома и обсуждать все за чашкой чая. А мы перешли к конкретным военным действиям, – кивнула я, чувствуя, как покрываюсь гусиной кожей при виде закрытой двери. Или, может быть, от холода. В клубе было прохладно. Обычно люди, которые там находились, были разгорячены бегом, прыгом или еще чем-то подобным, спортивным. И им не было холодно. Мне – было.
– Может, не стоит. Может, надо было сначала поговорить с Сашей?
– О чем? Она сейчас в депрессии и делает вид, что ее вообще ничто не интересует и не трогает. Ее сейчас надо кормить вкусным печеньем и не беспокоить. А за ее честь мы и сами постоим.
– Глупо все это, – сказала Авенга, разглядывая свои длинные кривые пальцы. – Детский сад.
– Так что, не пойдем? – переглянулись мы. И уже почти что решили развернуться и уйти без боя, как вдруг пресловутая дверка распахнулась и оттуда нам навстречу вылетела Анна Сухих собственной персоной. Вылетела, замерла на месте и уставилась на нас. После некоторой паузы она откашлялась и спросила:
– Девочки? А вы что тут делаете? – спросила она вполне мирным тоном. И невинно посмотрела на нас. Что я могу сказать о ней, стоящей перед нами как ни в чем не бывало? Как будто она просто случайно встретила в коридорах клуба трех хороших знакомых. Она была хороша, как всегда. Последние события не оставили на ее бесстыжем лице никакого следа. Кожа оставалась чистой, без морщин. Никаких следов бессонных ночей, никаких слез или сожалений. Ярко-голубая майка открывала по-прежнему красивые, загорелые плечи и длинные тонкие руки. Грудь в спортивном бюстгальтере была все так же высока.
– Мы? – мы растерянно переглянулись. Война – штука такая. От нее не отвертишься. Я выступила вперед и храбро сказала: – Мы пришли к тебе.
– Ко мне? На массаж? – озадачилась она. – Без записи? У меня сейчас клиент.
– Нет у тебя клиента, – бросила ей Авенга.
– Почему?
– Потому что. И знаешь, Сухих, мы все тут подумали и считаем, что ты должна отсюда уволиться.
– Ах, вот оно что. Да? С чего бы МНЕ увольняться? – наконец-то до нее, кажется, дошло, что происходит. И она сделала такое ударение на слове «мне», словно бы искренне полагала, что уволиться должны все мы, но не она.
– С того, что после того, что случилось, тебе просто неприлично тут работать. Мы не хотим идти к твоему руководству и писать жалобы. Лучше уйди сама. Такие, как ты, везде нужны. Чужих мужей полно и в других клубах. А сюда тебе больше не стоит показываться, – выдавила я из себя, мысленно матерясь на девочек, которые молчали, словно воды в рот набрали. А я за них отдувайся.
– Я просто не верю своим ушам! – воскликнула Сухих и вдруг как-то неестественно легко и беззаботно рассмеялась, и все ее красивое, стервозное лицо озарилось недопустимым светом.
– А ты поверь! – воскликнула Марлена. – Это просто недопустимо так поступать. Тем более с подругой.
– Считаешь? Что именно тебе кажется недопустимым? А, Марлена, дорогая? – ерничала Сухих. Я смотрела на нее и поражалась, насколько бессовестным и твердолобым может быть человек. На ее лице не было и тени сомнения. Никакого стыда, никакого раскаяния. Кажется, она просто смеялась над нами.
– Я тебе не дорогая! – вспыхнула Марлена. – Между нами больше нет ничего общего.
