«Подождет твой сынок!» – хочет крикнуть ей Даша, стоя за спиной у Казакова и вспоминая двух грустных мужчин, называющих эту снежную королеву ласковыми именами. Но история со Светой кое-чему ее научила: ну их, этих VIP, новых нареканий ей не надо, того и гляди выгонят, лучше держать язык за зубами.
Выйдя за дверь, профессор берет у нее из рук историю Инниной болезни, листает, ищет что-то.
– Что вы ищете, Максим Петрович? – Даша хочет помочь, но не знает как. – Давайте я найду.
Профессор единственный во всей клинике вызывает у нее благоговение.
– Найдите, – говорит он, – найдите мне телефон ее мужа, срочно. Я сделал что мог. Теперь очередь за ними.
– Да как же помочь тому, кто не хочет, чтобы ему помогали?! – Даша опять думает об измотанных Инниных родственниках. – Она же спит и видит поскорее умереть!
– Ну, так вот пусть и сделают, чтоб расхотела! В этом весь смысл и лучшее лекарство. А наплакаться по ней они еще успеют, когда повод появится.
8
– Хай, бэби! – Распахнув дверь палаты, шоколадный Гордон продемонстрировал присутствующим широкую белоснежную улыбку. – Как ты, моя королева?
В одной руке – букет великолепных белых роз, в другой – какие-то пакеты с надписями «Chicago» и «Duty Free». Солнечный аромат дорогого одеколона перебивал невеселые больничные запахи.
– Гляди, что я тебе привез!
На столике у кровати выстроились глянцевые коробочки с самыми модными духами, упаковки со сладостями, бутылки с экзотическими ликерами. Все то, до чего его королева была охоча в далеком девяносто третьем. Он ничего не забыл, даже твердокопченые колбаски в белой сладковатой пудре, которые можно есть без хлеба, как конфеты.
– Вставай! Сейчас к вам домой, переодеваться – и в ресторан!
– В ресторан?.. Гордон! Как ты здесь?..
Огорошенная Инна, изрезанная, с черными гнойными гематомами вокруг незаживающих ран, Инна, у которой никак не получается достойно уйти со сцены, смотрела на нежданного гостя глазами, полными слез. Ее американец был по-прежнему божественно красив, и никто, даже самый завзятый недоброжелатель, не дал бы ему тех шестидесяти семи, которые он недавно отпраздновал. Инна вспомнила, что день рождения у него как раз в декабре, вроде бы пятого, позавчера.
– Happy birthday… – тихо проговорила она. – How are you?
[2]
– Без тебя? – Голливудская улыбка стала грустной. – Средне. Но теперь… теперь, я уверен, все будет хорошо.
– Да, – согласилась Инна, чтобы его не расстраивать, – только вот по поводу ресторана…
– Знаю, знаю, красавица, – Гордон набрал на мобильном чей-то номер, – начинаем, пора!
Инна, как во сне, видела, что Илья и Натан закатывают в палату полностью накрытый стол на колесах и расставляют вокруг жесткие пластиковые табуретки. Словно в тумане, она в самом деле поднялась, накинула поверх больничной распашонки широкое праздничное платье, которое Натан протянул ей прямо на магазинной вешалке. Поправила давно сбившуюся прическу.
– Садись, королева, – Гордон придвинул ей более удобный стул со спинкой, – садись сюда, во главу стола, сегодня твой день.
«Может быть, мне повезет и вино окажется отравленным… – подумала Инна. – Хорошо бы… Умереть нормально одетой, надушенной, в кругу друзей, с бокалом вина все-таки лучше, чем лежа, как труп, в гнусных тряпках, пахнущих кровью…»
Когда вся компания, включая разрумянившихся в мужском обществе соседок, разместилась за импровизированным столом, Инна отметила, что одно место, прямо напротив нее, осталось свободным. Наверное, ее мальчики пригласили и Казакова, но профессор, конечно, занят, поэтому не идет. Илья разлил темно-бордовую терпкую жидкость по бокалам, тоже принесенным с собой. Натан раздал хлеб, пустил по кругу блюда с нарезкой и овощами. После этого, чокнувшись за встречу, хозяева и гости принялись есть.
– Как ты здесь очутился, Гордон? – Иннино любопытство понемногу взяло верх над привычной апатией. – Невероятно!
– Да, это чудо, – негр кивнул, жуя, – представь себе, меня разыскал твой муж.
– Натан?! – еще больше удивилась Инна. – Но как?
– Через университет, – гордо пояснил Натан, – Интернет – великая вещь!
– Понимаешь, – Гордон налил себе еще вина, – в том-то и чудо. Ни в каком университете я давно уже не работаю, да и живу не в Блумингтоне, а в Чикаго. Ректор сменился, бывшие коллеги уволились… И вдруг, позавчера, как раз в день моего рождения, мне в дверь звонит курьер и передает письмо из России. Оказывается, как раз в чикагском отделении DHL, где распределяется приходящая почта для доставки по штату, работает мой сосед, который знает меня лично. Вот он и исправил университетский адрес на правильный. Я прочел, что тебе нужна помощь, и тут же заказал два билета в Москву на ближайший рейс.
– Два? Почему?
Инна легко могла предположить, что Гордон хотел еще раз попытать счастья, пригласив ее в Америку. Он ведь помнил ее семнадцать лет назад, здоровую, веселую, и не мог знать, во что она превратилась после операции, что бы там ни написал ему Натан. Но для чего было покупать два билета в Москву?
– А как ты сама думаешь? – Американец поглядел на нее с некоторым сомнением. – Сердце твой сын унаследовал не от тебя! Оно у него только снаружи черствое, а внутри… внутри доброе, как у его отца… прости, отцов…
– Сережа?.. – Монотонные снимки патологоанатома снова встали у Инны перед глазами. – Не надо… это слишком! Я знаю, вы хотите помочь, но… не надо! Слишком больно!.. Я все сделала не так, я виновата перед ним, я не уследила, упустила, но… пожалуйста!
– Да, Гордон, не надо, это действительно чересчур, – Илья встал, добывая из кармана сахар и капли для смертельно побледневшего Натана, – подарки, вино – хорошо, но про Сереженьку – это совершенно излишне. Это слишком большое горе. Для матери в первую очередь.
Тоже поднимаясь с места, Гордон вынул из бумажника свернутый лист бумаги – распечатку авиакомпании.
– Рейс Чикаго – Москва, седьмое декабря, Розман Сергей. Мы вместе летели. Инна, я понятия не имел… Он, конечно, упоминал, что вы поссорились и не общаетесь, но не говорил, что ты вообще ничего не знаешь…
То, что поведал ей Гордон, когда улеглось первое смятение и Натан снова обрел способность дышать полной грудью, было чрезвычайно просто и совсем не похоже на романтическую сказку, даже если соседки и внимали таинственному иностранцу не дыша. Сережа, разозлившись на мать, всего-навсего, как многие его соотечественники в те годы, на хорошо ему знакомой Украине купил себе право на въезд в Германию, которая тогда еще без ограничения принимала бывших советских евреев, а получив немецкий вид на жительство, немедленно полетел в Нью-Йорк к доктору Чену. Платиновый уровень в российском отделении «Санрайдера» помог ему только назначить с недосягаемым китайцем десятиминутную встречу. Всего остального Сережа добивался без каких-либо привилегий, но Иннины гены быстро привели его в Чикаго, на вершину тамошней маркетинговой сети.
