Лика повернула голову и увидела родные мордашки ее деток, так похожих на Ромочку. Они испуганно жались к Джорджу, а не бежали к ней, крича: «Мама!» «Я потеряла их навсегда», – подумала женщина и закрыла глаза. Все приборы, к которым она была подключена, тревожно запищали, кардиомонитор показал прямую линию – остановка сердца…
Реаниматологи, анестезиолог и профессор, с которым говорили родные больной, оказались на этаже; лечащий врач Лики бежал из соседнего отделения, перепрыгивая через две ступеньки. Джордж, дети и Надежда Дмитриевна, которые были в палате в тот момент, в оцепенении смотрели на происходящее, пока медсестра не вывела их из палаты. В коридоре были слышны крики, доносящиеся из палаты:
– Дефибриллятор! Разряд! Еще! Разряд!
Сердце заработало, и на мониторе показалась слабенькая кривая. Анестезиолог вытер пот со лба и тихо сказал, ни к кому не обращаясь:
– Успели…
Реанимационная бригада вышла из палаты, и с Ликой остались профессор и лечащий врач. Они вносили какие-то записи, о чем-то говорили и проверяли капельницы больной. Надежда Дмитриевна наблюдала за мужчинами из коридора, поэтому не обратила внимания, что Джордж тихо вывел детей из больницы и уехал.
Александр не видел того, что случилось сегодня в больнице, но уже все знал – Надежда Дмитриевна позвонила ему на работу, когда состояние Лики стабилизировали. Александру было страшно: когда-то он испытывал дикую ненависть к девушке, и у него были на то причины – его предали. Он хотел отомстить Лике, и он отомстил. Но сейчас Александр понимал, что преступление и наказание несоразмерны. Лика отняла у него любовь, а они с матерью отняли у Лики мужа, которого она любила, потом свободу, потом детей. И вот сейчас Лика потеряла желание жить. «И правда, – думал мужчина, – для чего ей жить? Двоих детей она потеряла во время перелета. Еще двоих она потеряла почти год назад, но только сейчас поняла это. Она устала от несчастий и ненависти, и смерть ей кажется единственным выходом».
Александр заехал в московскую квартиру, открыл комод и достал маленький пакетик. Удовлетворенно кивнув самому себе, мужчина отправился в больницу.
«Я не хочу ее терять, – думал по дороге Макаров. – Я люблю ее. Или не люблю, а просто держусь за прошлое и не хочу его отпускать? Разве так любят женщин? Разве хотят принести боль и страдания? Я должен отпустить ее ради ее счастья… Если нам суждено быть вместе, мы будем, но только по доброй воле…»
Мужчина медленно поднимался в отделение, он не спешил – через несколько минут он отпустит Лику, а ему очень-очень не хотелось этого делать. В коридоре никого не было, однако дверь в ординаторскую была приоткрыта, а там за столом с чашкой чая сидела Надежда Дмитриевна. Александр замер – его мать, которая сегодня рано утром была в потертых джинсах и свитере, сейчас сидела в брючном костюмчике и с хорошо уложенными волосами. Мужчина резко вошел в кабинет и заметил, что при его появлении оба смутились. «Я запрещаю матери общаться с этим человеком! – подумал Александр. – Больше в больницу она не приедет!» Он открыл рот, чтобы произнести что-то резкое, и осекся… «Я погубил женщину, которую люблю, и сейчас готов точно так же карать мать, которая отдала мне всю жизнь, – подумал он. – Пусть хоть она будет счастлива».
Александр опустился на стул рядом с матерью и, не глядя на профессора, произнес:
– Если Лика останется жива, я отпущу ее.
– Спасибо тебе, сынок, – тихо прошептала мать. Она благодарила сына не только за Лику, но и за себя, и Александр это понял. Он нежно погладил уже немолодую руку матери и вышел. Ему предстояло самое сложное – попрощаться с любовью.
Александр вошел в палату интенсивной терапии. Девушка лежала без движения, казалось, она даже не дышит. Мужчина перевел взгляд на медсестру, которая стояла рядом с Ликой, – она не проявляла признаков беспокойства. «Значит, Лика еще жива», – с облегчением подумал Макаров. У приборов застыл молодой врач: он что-то фиксировал в карте пациентки. «Он же совсем молодой, моего возраста, наверное, – рассматривал врача Александр. – Но совсем седой».
– Выйдите из палаты, пожалуйста, – произнесла медсестра.
– Мне нужно всего несколько минут, – торопливо прошептал Александр.
– Больную нельзя тревожить! – седой врач вступил в разговор.
– Понимаете, я хочу кое-что ей вернуть, – сбивчиво объяснял Александр. – Она выживет, если эта вещь снова будет у нее…
Врач смотрел на него, ничего не понимая.
Александр продолжил:
– Пожалуйста, дайте мне побыть с ней наедине пять минут, – сдержанно проговорил мужчина. – Я не причиню ей зла. Я очень ее люблю.
– Только под моим присмотром, – поставил ультиматум врач.
Александр помялся, но потом согласился. Седой врач жестом попросил медсестру выйти, а сам отошел к окну, предоставив посетителю возможность спокойно поговорить.
Александр вытащил из кармана небольшой пакетик – в нем оказалось золотое старинное кольцо с двумя бриллиантами, соединенными в форме сердца. Мужчина осторожно приподнял безжизненную руку Лики и надел на безымянный пальчик кольцо, принадлежащее по праву ей.
– Лика, прости меня, пожалуйста. Прости за каждую слезинку, которая пролилась из твоих глаз по моей вине. Это кольцо, которое когда-то надел тебе Роман, должно быть всегда с тобой, потому что пока оно на тебе, любовь этого мужчины защищает и оберегает тебя. Я возвращаю его тебе. Пожалуйста, собери всю свою силу и живи, ради него, ради меня, ради себя… Я люблю тебя…
Больше мужчине сказать было нечего, и он, еще раз взглянув на женщину, вышел из палаты, и скупые мужские слезы покатились по его заросшему щетиной лицу.
Глава 28
Седого доктора звали Семен. Он наблюдал, как этот суровый мужчина разговаривает с лежащей без сознания девушкой и вытирает непрошеные слезы. Теперь, когда посетитель вышел, Семен снова подошел к мониторам и хотел продолжить записывать показания больной, но его внимание привлек яркий предмет, блеснувший на пальце девушки. Доктор подошел поближе – блестело старинное кольцо.
«Наверное, этот человек очень любит ее, – подумал Семен, – и ее жизнь ему дороже всего на свете. А у меня никогда не было такой любви. А жаль…»
Семен подвинул стул к постели больной и принялся ей рассказывать про свою жизнь.
– Я стал врачом не потому, что это мое призвание, если честно. Просто не знаю другой жизни – у меня и мать, и отец врачи, и их родители тоже врачи. Я был обязан продолжить их династию, тем более что большую часть своей жизни я провел в больницах, когда родным не с кем меня было оставить. Я легко поступил в медицинский институт, туда же поступила и моя одноклассница Марина. Как-то незаметно для нас самих мы стали встречаться, а на третьем курсе она забеременела. Мы расписались и стали ждать появления ребенка. Любил ли я ее? Не знаю. Может, и любил, но явно не так, как вас любит ваш мужчина. Но когда родился Женя, мой сын, от любви не осталось и следа – мне мешали жена и ребенок. Ужасно звучит, да? Может быть. Но у меня четвертый курс мединститута был – вы не представляете, какие это нагрузки, сколько всего надо выучить, запомнить, прочитать, изучить… В общем, я вернулся к родителям, чтобы спокойно заниматься, и оставил жену одну с ребенком на руках. Я даже не подумал о ней, а она заболела: температура под сорок, орущий младенец на руках, и никого нет рядом. Марина успела вызвать «Скорую», но потом потеряла сознание. Дверь-то выломали (соседка вызвала милицию, когда увидела, что врачам никто не открывает дверь, а младенец продолжает орать за тонкой стенкой), жену забрали в больницу, а сыном пришлось заниматься мне. Неделю я промучился с ним, а потом попросил помощи у родителей, однако они ответили отказом. Хотя в чем их винить? Был самый пик их карьеры, они были профессионалами, в них нуждались пациенты. В общем, как-то так получилось, что Софья, моя двоюродная сестра, взяла заботы о Жене на себя, чтобы я мог продолжать образование, и с тех пор этим и занимается… Марина мне не простила того, что меня не было рядом с ней, когда ей было так плохо. И конечно, она права… И Женька для нее стал обузой, а не желанным ребенком, вот и остался пацан с Софьей. Даже мамой ее зовет, хотя знает всю правду. А я… я закончил институт и стал блестящим специалистом, что, правда, не спасло меня от командировок в горячие точки. Там и поседел за один день, когда в плен попали… Да не важно все это… И зачем это я вам рассказываю? У вас свое несчастье – вы детей потеряли… Вы страдаете, а я сам отказался от своего ребенка…
