– Любопытством мы называем желание расширить свои знания.
– Во мне существует такое желание, когда расширение знаний необходимо для выполнения полученной задачи.
– Да, – с сарказмом проговорил Бейли, – когда, например, вы расспрашиваете о контактных линзах Бентли, чтобы побольше разузнать о своеобразных нравах землян.
– Именно, – подтвердил Р. Дэниел, совершенно не почувствовав сарказма в словах Бейли. – Однако бесцельное расширение знаний, что, я думаю, вы в действительности и подразумеваете под словом «любопытство», является лишь проявлением неэффективности. А я сконструирован так, чтобы избегать неэффективных действий.
Вот тут-то к Элайджу Бейли и пришла та одна долгожданная фраза, которой ему так недоставало. Окутывавшая его непроницаемая пелена задрожала и рассеялась, и постепенно все начало проясняться.
Пока Р. Дэниел говорил, рот Бейли открылся, да так и остался в этом положении. У него не могла сразу же сложиться полная, ясная картина всего происшедшего. Так не бывает. Где-то глубоко в своем подсознании он восстанавливал ее, восстанавливал тщательно, не упуская ни одной детали, но все время наталкивался на одно-единственное противоречие. Одно противоречие, которое не обойдешь и от которого не отмахнешься. Пока оно существовало, выстроенная им версия оставаясь похороненной под его мыслями, не досягаемой для его сознательного анализа.
Но вот последняя недостающая деталь стала на свое место; противоречие исчезло: разгадка наконец найдена.
Наступившее просветление, казалось, придало Бейли новые силы. По крайней мере, он неожиданно понял, в чем должна заключаться слабость Р. Дэниела, слабость любой думающей машины. Он с надеждой подумал: «Эта штуковина должна понимать все буквально».
– Значит, проект космонитов завершается сегодня, а с ним прекращается и расследование убийства доктора Сартона. Верно? – спросил Бейли.
– Таково решение наших людей в Космотауне, – спокойно согласился Р. Дэниел.
– Но сегодняшний день еще не закончился. – Бейли посмотрел на часы. – До полуночи еще полтора часа.
Р. Дэниел ничего на это не ответил. Казалось, он над чем-то задумался.
– Значит, до полуночи проект остается в силе, – заторопился Бейли. – Вы мой напарник, и расследование продолжается. – В спешке он говорил так, будто отбивал телеграмму. – Давайте действовать как прежде. Позвольте мне работать. Вашим это не повредит. Это им только поможет. Даю слово. Если, по-вашему, я начну делать что-то не то, остановите меня. Я прошу лишь полтора часа.
– Все, что вы сказали, верно, – ответил наконец робот. – Сегодняшний день еще не закончился. Я не подумал об этом, коллега Элайдж.
Итак, Бейли снова стал «коллегой Элайджем». Oн усмехнулся и спросил:
– Когда я был в Космотауне, доктор Фастольф, кажется, упомянул о фильме, заснятом на месте преступления?
– Да, упомянул, – подтвердил Р. Дэниел.
– Вы можете достать копию?
– Да, коллега Элайдж.
– Я имею в виду, сейчас. Немедленно!
– Через десять минут, если я смогу воспользоваться передатчиком департамента.
Меньше чем через десять минут, Бейли пристально разглядывал маленький алюминиевый кубик, который держал в дрожащих руках. Внутри его в определенном атомарном рисунке отпечатались слабые сигналы, переданные из Космотауна.
И а этот момент в дверях появился комиссар Джулиус Эндерби. Он увидел Бейли, и выражение беспокойства на его круглом лице уступило место крайнему негодованию.
– Послушайте, Лайдж, вы тратите на еду черт знает сколько времени.
– Я ужасно устал, комиссар. Прошу прощения, если я задержал вас.
– Я бы ничего не имел против, но… Лучше пройдемте в мой кабинет.
Бейли бросил быстрый взгляд на Р. Дэниела, но тот отвернулся. Вес вместе они вышли из буфета.
Джулиус Эндерби тяжелой поступью ходил взад-вперед перед своим столом. Бейли, сам едва сохранявший внешнее спокойствие, наблюдал за ним, время от времени поглядывая на часы. Было двадцать два часа сорок пять минут.
Комиссар сдвинул очки на лоб и потер глаза, оставив вокруг них красные пятна. Затем опустил очки и, быстро моргая, уставился из-под них на Бейли.
– Лайдж, – внезапно сказал он, – когда вы были на Уильямсбургской силовой станции в последний раз?
– Вчера, после того как ушел из департамента. Примерно в шесть вечера или немного позднее.
Комиссар покачал головой.
– Почему вы не сообщили об этом?
– Я как раз собирался это сделать. Я ведь еще не давал официальных показаний.
– Что вы там делали?
– Просто проходил через станцию по пути к нашему временному жилью.
Комиссар резко остановился перед Бейли.
– Не говорите ерунды, Лайдж. Никто не станет проходить через силовую станцию, просто чтобы сократить путь домой.
Бейли пожал плечами. Не было смысла заводить разговор о том, как их преследовали медиевисты и как они бежали по полосам. Во всяком случае, не сейчас.
– Если вы пытаетесь намекнуть, что у меня была возможность взять альфа-излучатель, которым уничтожили Р, Сэмми, то я хочу напомнить вам, что со мной был Дэниел и он подтвердит, что я прошел через станцию не останавливаясь и что у меня не было никакого альфа-излучателя, когда я оттуда вышел.
Комиссар медленно опустился на стул. Он не смотрел в сторону Р. Дэниела и не пытался заговорить с ним. Он положил свои белые пухлые руки на стол прямо перед собой и стал рассматривать их с выражением крайнего страдания на лице.
– У меня нет слов, Лайдж. Я просто не знаю, что и подумать. Ведь ваш… ваш напарник не может подтвердить ваше алиби. Его показания не имеют силы.
– И все-таки я отрицаю, что взял альфа-излучатель.
Пальцы комиссара переплелись между собой и снова расплелись.
– Лайдж, зачем сюда сегодня приходила Джесси?
– Вы уже спрашивали об этом, комиссар. Ответ тот же. Семейные проблемы.
– У меня есть показания Фрэнсиса Клаусарра, Лайдж.
– Какие?
– Он утверждает, что Джезебел Бейли является членом общества медиевистов, цель которого – насильственное свержение правительства.
– Вы уверены, что речь идет о Джесси? В Городе много женщин по фамилии Бейли.
– Но не по имени Джезебел.
– Он назвал ее этим именем?
– Он сказал «Джезебел». Я сам это слышал, Лайдж. Я присутствовал при этом.
– Ладно. Пусть Джесси и была членом этого безобидного общества ненормальных. Она лишь посещала собрания и теперь ужасно раскаивается.
– Кассационная коллегия посмотрит на это иначе, Лайдж.
