— Да?
— Видимо, я поэтому так долго шел к пониманию этого, что я не человек. Человек же, возможно, инстинктивно понимает свой мозг и поэтому знает, как управлять другими такими же. Мадам Глэдия, не имея никакого ораторского опыта, выступила перед аудиторией мастерски. А насколько было бы лучше, если бы это был кто-то вроде Илайджа Бейли. Друг Дэниел, ты подумал о нем?
— Ты видишь его образ в моем мозгу? Удивительно!
— Нет, я не вижу его. Я не могу принимать твои мысли, но чувствую эмоции и настроение и знаю по прошлому опыту, что такая текстура твоего мозга ассоциируется с Илайджем Бейли.
— Мадам Глэдия упомянула о том, что я последний видел Илайджа Бейли живым, и я снова вспомнил то, что он мне тогда сказал, и думаю об этом сейчас.
— Почему, друг Дэниел?
— Я ищу выражение. Я чувствую, что это важно.
— Как он мог сказать что-то важное, не прибегнув к словам? Если там было нечто важное, Илайдж Бейли должен был сказать это.
— Возможно, — медленно ответил Дэниел, — партнер Илайдж и сам не понимал значения того, что он сказал.
Глава десятая
После выступления
37
Память!
Она лежала в мозгу Дэниела, как закрытая книга, всегда готовая для чтения. Некоторые ее эпизоды вспоминались часто, поскольку хранили необходимую в тот или иной момент информацию, и лишь к очень немногим Дэниел обращался только потому, что хотел почувствовать их текстуру. Таких было очень мало, по большей же части те, которые относились к Илайджу Бейли.
Много десятилетий назад, когда Илайдж Бейли был еще жив, Дэниел и мадам Глэдия приехали в Бейлимир. Когда они вышли на орбиту Бейлимира, на их маленьком корабле появился Бентли Бейли. Это был довольно грубый мужчина средних лет. Он посмотрел на Глэдию несколько враждебно и сказал:
— Вы не можете увидеть его, мадам.
Глэдия заплакала.
— Почему?
— Он не хочет, мадам, и я должен уважать его желания.
— Я не могу поверить, мистер Бейли.
— У меня есть его собственноручная записка и запись голоса. Я не знаю, узнаете ли вы его почерк и голос, но даю вам честное слово, что так оно и есть и на него не оказывалось никакого постороннего влияния, когда он делал эту запись.
Глэдия ушла в свою каюту, где в одиночестве прочитала записку и прослушала запись. Затем она вышла, как будто надломленная, но сказала твердо:
— Дэниел, ты высадишься один, повидаешь его, а потом сообщишь мне обо всем, что он сделает или скажет.
— Да, мадам.
Дэниел перешел на корабль Бентли.
— На эту планету роботы не допускаются, Дэниел, — сказал Бентли, — но для вас сделано исключение, потому что это желание моего отца, а его здесь очень уважают. Лично я ничего не имею против вас, вы понимаете. Но ваше присутствие на планете должно быть ограниченным. Вы пойдете прямо к отцу, а когда он закончит беседовать с вами, вас сразу же отвезут на орбиту. Вы понимаете?
— Понимаю, сэр. Как ваш отец?
— Он умирает, — ответил Бентли, пожалуй, намеренно грубо.
— Я это тоже понимаю, — сказал Дэниел.
Голос его заметно дрогнул, естественно, не от эмоций, а потому что сознание смерти человека, хоть и неизбежной, нарушало его позитронные пути.
— Я имел в виду, долго ли ему осталось жить?
— Он мог бы уже умереть, но цеплялся за жизнь, поддерживая себя мыслью о том, что должен увидеться с вами.
Они приземлились. Планета была большой, но ее обитаемая часть оказалась крошечной. День был облачный, недавно прошел дождь. Широкие прямые улицы были пусты, словно в знак того, что жители не желают смотреть на робота.
Наземный кар привез его к дому, который был побольше остальных.
Они вошли в дом. У двери в комнату Бентли остановился.
— Мой отец там. Идите один. Он не хотел, чтобы я шел с вами. Идите. Вы, наверное, не узнаете его.
Дэниел вошел в темную комнату. Глаза его быстро привыкли к темноте, и он увидел покрытое простыней тело внутри прозрачного кокона, который слабо поблескивал. В комнате стало чуть светлее, и Дэниел отчетливо увидел лицо.
Бентли был прав. Дэниел не узнал своего бывшего партнера. Его лицо было изможденным, костлявым.
Глаза лежащего были закрыты, и Дэниелу показалось, что он видит мертвеца. Он никогда не видел мертвого человека, и когда эта мысль пришла ему в голову, он покачнулся — ноги не держали его.
Глаза старика открылись, и слабая улыбка пробежала по бледным сморщенным губам.
— Дэниел, мой старый друг Дэниел!
Этот шепот отдаленно напоминал голос Илайджа Бейли. Из-под простыни медленно возникла рука, и Дэниелу показалось, что он все-таки узнал Илайджа.
— Партнер Илайдж, — тихо сказал он.
— Спасибо, Дэниел, что вы приехали.
— Это для меня было важно, партнер Илайдж.
— Я боялся, что вам не позволят. Они, даже мой сын, считают вас роботом.
— Я и есть робот.
— Для меня — нет, Дэниел. А вы не изменились. Я не очень ясно вижу вас, но мне кажется, что вы все такой же, каким я вас помню. Когда я в последний раз видел вас? Тридцать один год назад?
— Да, и за это время я не изменился, так что видите — я действительно робот.
— Зато я очень изменился. Я бы не позволил вам увидеть меня таким, но я слишком слаб, чтобы противиться желанию увидеть вас еще раз.
Голос Бейли немного окреп, словно старику стало лучше при виде Дэниела.
— Я рад видеть вас, партнер Илайдж, как бы вы ни изменились.
— А леди Глэдия? Как она?
— Хорошо. Она приехала со мной.
— Она не… — Болезненная тревога появилась в голосе Бейли.
— Нет, она осталась на орбите. Ей объяснили, что вы не хотите ее видеть, и она поняла.
— Это не так. Я очень хотел ее видеть, но этому искушению я сумел противостоять. Она не изменилась?
— Она осталась такой же, какой вы видели ее в последний раз.
— Это хорошо. Но я не мог позволить ей увидеть меня таким. Я не хочу, чтобы таким было ее последнее воспоминание обо мне. Вы — другое дело.
— Потому что я робот, партнер Илайдж.
— Бросьте, Дэниел, — раздраженно сказал Бейли. — Вы не могли бы больше значить для меня, даже если бы были человеком. — Он немного полежал молча и продолжил: — Все эти годы я ни разу не писал ей и не вызывал по гипервидению. Я не мог позволить себе вмешиваться в ее жизнь. Она все еще замужем за Гремионисом?
— Да, сэр.
