Переиграл нас шейх…
М. Ю. Лермонтов — С. Н. Карамзиной.
Я только что приехал в Ставрополь, дорогая мадемуазель Софи,
и отправляюсь в тот же день в экспедицию со Столыпиным Монго. Пожелайте мне
счастья и легкого ранения, это самое лучшее, что только можно мне пожелать.
Надеюсь, что это письмо застанет вас еще в С. -Петерб. И что в тот момент,
когда вы будете его читать, я буду штурмовать Черкей. Так как вы обладаете
глубокими познаниями в географии, то я не предлагаю вам смотреть на карту,
чтобы узнать, где это; но, чтобы помочь вашей памяти, скажу вам, что это
находится между Каспийским и Черным морем, немного к югу от Москвы и немного к
северу от Египта, а главное, довольно близко от Астрахани, которую вы так
хорошо знаете.
Ставрополь, 10 мая 1841 г.
Глава 6
Будни
— Вообще-то он неплохо работал, — сказал опер,
пожимая плечами. — Я что-то за два года дезы и проколов не припомню…
— Людям свойственно меняться, — сквозь зубы процедил
полковник Рахманин. — Особенно в этом веселом краю. Скажем, любимый
троюродный племянник подался в басмачи, мы его захлопнули, и твой источник по
неисповедимому выверту души всех нас срочно возненавидел. Случается?
— Случается, — вновь пожал плечами опер.
— Ну, пошли?
Полковник распахнул дверцу совершенно штатского «москвича» с
новыми, еще не успевшими примелькаться бандитской разведке номерами, по
въевшейся привычке окинул внимательным взглядом окрестности, обширный двор с
пустырем с одной стороны и тремя кирпичными «хрущевками» с другой.
Все вроде было в порядке, носилась без присмотра гомонящая
детвора, степенно беседовали на лавочке два аксакала, оба в папахах и старых
пиджачках с парой медалей у каждого…
— Пошли, — повторил он, передвигая на живот самую
обыкновенную сумочку, в которой помещался семнадцатизарядный австрийский
«глок». И сдвинул на полсантиметра застежку, чтобы можно было вмиг рвануть
«молнию».
За ним двинулись Карабанов и местный опер. Водитель остался
в машине, крутанул ее в полицейском развороте и задним ходом переместился на
удобную позицию, откуда мог наблюдать за всеми прилегающими окрестностями.
— Мне доложили, — сказал опер, шагая плечо в плечо
с полковником. — Он там один с утра, никого больше.
— Уже легче, — промолвил Рахманин, не поворачивая
головы.
Они вошли в подъезд, тихонько прикрыв расхлябанную дверь,
стали гуськом подниматься по лестнице. С третьего этажа навстречу выдвинулся
совершенно неприметный человек в штатском и сообщил:
— Один по-прежнему, — отвел полу пиджака и показал
висевший на ремне под мышкой прибор. — Перемещений не фиксируется,
дрыхнет, скорее всего. Или нажрался.
— А шариат? — ухмыльнулся полковник.
— Шариат некоторые водкой обходят, — серьезно
пояснил опер. — Про водку в Коране ничего не сказано, там только насчет
вина из забродивших ягод…
— Голь на выдумки хитра, — буркнул
полковник. — Ну, начали…
Они привычно рассредоточились на площадке, стоя так, чтобы
не словить возможную пулю, если клиент вздумает палить через дверь — она
была хлипкая, фанера на каркасе, будучи в дурном настроении и кулаком пробить
можно, не то что пулей.
Опер поднял руку к звонку, болтавшемуся на одном винте,
нажал кнопочку. Внутри немузыкально задребезжало, и снова, и еще раз. Второй,
поглядывая на прибор, сказал:
— Присутствует, куда ему деться. А движения нет…
Дверь напротив приоткрылась, показалась ничем не
примечательная бородатая физиономия. Уставясь на него пристально, полковник
улыбнулся, вроде бы любезно и дружески, но от этой его улыбочки аборигена
моментально внесло в квартиру спиной вперед, дверь шумно захлопнулась, слышно
было, как в замке скрежещет ключ, а потом и задвижка стукнула — хозяин
ситуацию моментально оценил и вмиг забаррикадировался от излишних сложностей
жизни.
— Ну что, пошли? — сказал полковник почти
небрежно, расстегивая сумочку.
Хватило одного удара ногой, не особо и молодецкого —
хлипкая дверь моментально распахнулась, одно удовольствие работать с такими.
Они ворвались в квартиру по всем правилам — расположение комнат было,
конечно, известно, — и Карабанов переместился вправо, в большую комнату,
так чтобы и кухоньку не обойти вниманием, а полковник с опером кинулись налево,
где наличествовала вторая комната, поменьше.
Уже распахивая ее несильным пинком, полковник ощутил запашок…
— Картина Репина «Приплыли»… — сказал он негромко,
пряча пистолет, в котором не было необходимости.
Запашок был еще не сильный, но явственный. Кровь
давным-давно успела высохнуть и на полу, и на стенах. В комнатке не наблюдалось
особенного беспорядка, разве что потертое кресло повалено.
Все они были людьми привычными, и оттого особенного прилива
эмоций не испытали — видали и похуже. Разве что поморщились, глядя на
печальное зрелище. Вот теперь было совершенно ясно, что агент дезу толкнул
отнюдь не по собственному почину: каким-то образом вычислили, раскололи и поговорили.
Учитывая, что с ним проделали, понятно, почему он написал ложное донесение.
Методов убеждения не выдержал. Случается и такое…
— Я ж говорил, он нормально работал… — вздохнул
опер.
— На хитрую жэ есть хэ с винтом, как известно… —
сумрачно откликнулся полковник.
— Будем оформлять?
— А что еще делать? — пожал плечами
Рахманин. — Это уж чисто ваша работа, мужики, вся эта бюрократия. А я…
Стоп, стоп!
Увидев нечто неправильное, он присел на корточки,
присмотрелся. Посторонним предметом, которому, в общем, тут быть никак не
полагалось, оказался средних размеров гвоздь, вбитый в пол прямо посередине
кровавого пятна так, что торчал над половицами на пару сантиметров. Шляпка
блестящая, новехонький…
— Ну да… — сказал полковник, выпрямляясь. —
Кровушку прибивал, конечно…
Остальные не переспрашивали, глядя понимающе. Все давно уже
знали, в чем примочка. Абу-Нидаль, скотина этакая, был суеверным и всегда,
когда имел возможность, старался надлежащим образом исполнить стариннейший
арабский обряд под названием «прибивать кровь». Считается, что если ты не
приколотишь к полу — или к земле, не суть важно, — кровь убитого
тобой человека, покойник превратится в жаждущего мщения кровососа-ифрита (нечто
вроде зомби и призрака одновременно), нагрянет к тебе ближайшей же ночью и
обстоятельно объяснит, как он тебя ненавидит. С гяурами самозваный шейх этот
ритуал не соблюдал, а вот касаемо мусульман всякий раз старательно вбивал
гвоздик, если только имелась хоть малейшая возможность. Значит, он сам тут
был — в банде никто, кроме него, сроду «прибитой кровью» не заморачивался.
То есть шейх либо в городе, либо где-то поблизости… Или все же в конце концов
появились последователи из молодежи, и сам Абу-Нидаль тут не появлялся вовсе?
Да нет, должен был, не передоверил бы никому столь важную операцию,
убедительную дезу втюхать — это вам не банальную мину на дороге заложить,
тут мозги нужны.
