Заслышав первые такты моцартовской сороковой симфонии,
полковник выдернул мобильник из нагрудного кармана.
— Что-то не то заворачивается, — сообщил водитель.
— А конкретно?
— Двор, бля буду, эвакуируется…
— Видишь что неправильное?
— Нет пока.
— Посматривай, — сказал полковник озабоченно.
И, держась стены, осторожно выглянул в выходящее во двор
окно большой комнаты. Во дворе и правда наблюдалось нечто чертовски похожее на
срочную эвакуацию: троих смуглых вертлявых пацанчиков рысцой гнала к подъезду
мать, громко тараторя на родной мове, остальные неслись по домам сами,
подстегиваемые призывами из распахнувшихся окон. Оба аксакала тоже степенно
трусили к дому, лица у обоих, как рассмотрел полковник, были серьезными и
мрачными даже — а ведь только что болтали так беззаботно, смеялись…
— Насторожились, ребятки, в темпе… — произнес
полковник сквозь зубы.
И вновь достал спрятанный пистолет. Он давненько уж был
знаком с этой чертой характера местного населения: неким шестым чувством, по
непонятным постороннему мелким деталям, просечь приближение опасной заварушки.
Сейчас аборигены точно что-то просекли, классически, и торопились слинять: мол,
ничего не знаем, ничего не видели, не было нас тут. Собственно говоря,
поведение вполне понятное — вообще-то никому неохота под пули
подставляться.
Двор опустел. Окончательно. Полковник, сузив глаза,
осматривал окрестности, выискивая, что могло прибавиться в пейзаже за то
недолгое время, что они провели в квартире.
А ничего там особенного не прибавилось… кроме бордового
«жигуленка», потрепанной «пятерки», стоявшей метрах в тридцати от подъезда,
чуть левее, если провести отсюда воображаемую линию. Кто там внутри, полковник
рассмотреть не мог, солнце било прямо в глаза.
— Миш, «пятерку» видишь?
— Да, конечно, — отозвался водитель.
— Есть там кто?
— Трое. Пока ничего нехорошего…
— Ну бди, мы выходим…
— Думаешь? — спросил Карабанов.
— Кроме этого пепелаца, во дворе вообще ни одной живой
души, — медленно проговорил полковник. — С чего-то ж аборигены по
пещерам прыснули… Пошли?
Они спускались по лестнице, как во сне. Дом, еще совсем
недавно гомонивший с восточной непринужденностью, сейчас казался вымершим,
разговоры за дощатыми дверями прекратились, радио на втором этаже умолкло, даже
детки малолетние притихли как немые. Сим-пто-ма-тич-но, знаете ли…
— Давайте поработаем, мужики… — сказал полковник,
когда они оказались перед дверью подъезда. — Лучше перебдеть, чем в
лобешник получить…
С оружием дело обстояло неплохо, а вот с защитой —
никак, они приехали в цивильной одежде, не отягощенные бронниками, без шлемов,
разумеется, а потому чувствовали себя голыми. Не самое приятное ощущение,
господа…
Так, что мы можем сделать в такой ситуации? Если заранее
проникнуться пессимизмом и ожидать поганого сюрприза именно со стороны бордовой
«пятерки»? А ведь некому больше… Ну, ситуация не такая уж жуткая, плавали —
знаем.
Легко понять, что играть в одинокого ковбоя или очередного
супермена Рахманин не собирался, а потому связался с теми, кто давненько уже на
всякий случай расположился поблизости, обрисовал ситуацию, и теперь при любом
раскладе заработает отлаженный механизм.
— Ну, начали? — сказал полковник буднично.
Всего-то и делов — распахнуть хлипкую дверь, которую из
рогатки можно прошибить, выйти на открытое, насквозь простреливаемое место без
единого квадратного миллиметра брони на организме. Ну что поделать, служба
такая, никто силком не тянул.
Справа — старомодный вход в подвал, лестница уходит
вниз, крыша над ней имеется, а главное, хорошее такое бетонное ограждение…
Распахнув дверь подъезда так, чтобы со стороны это выглядело нормально,
полковник вышел на бетонную площадку с выветрившимися краями.
И тут же все понеслось, словно кнопочку нажали.
Он увидел отчетливо, как в руках сидевшего рядом с водителем
появилось нечто до боли знакомое — и уже не прикидываясь беззаботным
обитателем дома, молниеносным движением ушел вправо, оказавшись на ступеньках
входа в подвал, прикрытый кирпичным столбом с облупившейся побелкой.
Левее по стене дома прошлась автоматная очередь, вышибая
снопы кирпичной крошки, разнося к чертовой матери стекла в окнах первого этажа,
осколки так и брызнули, противно звеня. Послышалось знакомое фуканье — и
граната из подствольника впечаталась в стену левее двери, но полковник уже
пригнулся ниже уровня земли, прижался к грязным ступенькам. Пронесло, шуму
много, а толку мало…
Выпрямившись, он просунул «глок» меж двух проржавевших
железных прутьев и, не заботясь о меткости, выпустил четыре пули по машине.
Сверху и слева раздались пистолетные выстрелы. Палил его водитель, укрывшись за
машиной, палили оба опера — они открыли окошко на лестничной площадке,
выпрыгнули на бетонный козырек над подъездом и залегли на нем. Из «пятерки»
раздалась еще одна очередь, короткая, неуверенная уже, можно сказать,
заполошная. Полковник прекрасно видел дырки от пуль на обеих левых дверцах. И
выстрелил еще три раза, метя в покрышки.
«Пятерка» рванула с места, описав длинную дугу, взметая
пыль. Полковник, стреляя со своей удобной позиции, разглядел в окне задней
двери оскаленную бородатую рожу и ствол автомата: снова стреляет, гад, но уже
совершенно неприцельно, где-то на верхних этажах стекла выносит…
Он в три прыжка оказался снаружи, бросился к своей машине,
успев предварительно прокричать в эфир все необходимое. Миша еще раз пальнув
вслед, прыгнул за руль и подлетел к подъезду, полковник запрыгнул, с ходу
ожесточенно крутя ручку и опуская стекло.
«Москвич» рванул с места как ракета. И тут же вильнул в
сторону: заднее стекло улепетывавшей «пятерки» вышибли прикладом изнутри, в
неровной дыре с торчавшими по периметру осколками стекол показался ствол, снова
фукнула граната, разорвалась где-то в стороне, на пустыре, простучала очередь…
Полковник ответил несколькими выстрелами, он не надеялся из
столь невыгодного положения надежно попасть, целил главным образом по
покрышкам, и приводил противника в состояние крайней растрепанности нервов.
Интенсивный огонь вслед бегущему прибавляет тому растерянности, это ж азбука…
«Пятерка» вылетела на улицу, пронеслась под носом у едва
успевшей увернуться от удара «газели», выскочившей на тротуар, и помчалась,
лавируя среди машин, не соблюдая, понятное дело, никаких правил. Встречные
самоходы заполошно шарахались в стороны, потому что видок у «пятерки» был
недвусмысленный: весь левый бок в пулевых пробоинах, стекла разбиты, внутри
маячат персонажи с автоматами.
Один персонаж, мысленно поправил себя полковник, самым
невероятным образом мотаясь на сиденье от лихих виражей машины. Тот, что на
заднем сиденье.
