– Центрснабстатупр… – прочитал Борис оттиснутые в
верхней части листа буквы. – Господи, что это за ахинея? Имя какого-нибудь
финикийского божества?
– Не совсем! – усмехнулся командир. – Это
всего лишь центральное управление снабжения и статистики. Впрочем, все эти совдеповские
организации имеют нечто общее с финикийскими богами. По крайней мере они так же
требуют человеческих жертв.
– «Центрснабстатупр удостоверяет, что податель сего
Прохиндеев Пров Васильевич командирован в город Энск по служебной надобности,
для чего ему надлежит оказывать всяческое содействие…» И что – такая бумага
сойдет в России за документ?
– Еще как сойдет! – заверил Серж. – Отличная,
между прочим, бумага! На подлинном бланке! Вы не представляете, чего нам стоило
раздобыть такие бланки! Можете считать, что с этой бумагой для вас все двери
открыты. Только и вам нужно соответствовать.
Серж снова придирчиво оглядел Ордынцева.
– Перечисленные мной категории совдеповских граждан,
прямо-таки как касты в Индии, отличаются своими привычками и одеждой. С
рабочекрестьянами все ясно – одеваются во что придется. Старая, поношенная
шинель, обмотки, в случае большой жизненной удачи – сапоги… ну, это уж кому как
повезет. Представители партактива – тамошнее дворянство. Эти носят полувоенную
форму, некоторые, в духе революционного романтизма и для устрашения
окружающих, – чекистские кожаные куртки. Особенно щеголеватые – из хрома,
кто поскромнее – из опойковой кожи. Ну, лишенцы, понятно, донашивают
старорежимную одежду – пальтецо суконное, лоснящееся на локтях и карманах,
шляпа. Шубы не носят – в восемнадцатом у всех отобрали. Публика в трамвае
увидит человека в шляпе и сразу знает, что это недорезанный буржуй и классовый
враг. А скромные совслужащие, к каковым вы теперь относитесь, – тоже
френч, только попроще, или пальто с отдаленным намеком на военный покрой. В
общем, подберем вам что-нибудь… Про внешний вид мы уже поговорили, но важен еще
и лексикон… вот, скажем, как вы обратитесь к случайному прохожему?
– Сударь… – произнес Ордынцев, неуверенно пожав
плечами. – Или лучше «милостивый государь»…
– Ну, считайте, что ночевка в ГПУ вам обеспечена!
– Ах да! – спохватился Борис. – Они же сейчас
все «товарищи»!
– И тоже пальцем в небо! «Товарищем» далеко не каждый
может щеголять, и не к каждому можно таким манером обратиться! Это только
представители партактива, которые с пламенным взором, – они, несомненно,
товарищи, а всем прочим приходится довольствоваться званием «гражданин».
Знаете, стихи такие есть:
Что сегодня, гражданин, на обед?
Прикреплялись, гражданин, или нет?
Я сегодня, гражданин, плохо спал,
Душу я на керосин променял…
Серж закрыл свой портфель и подвел итог разговора:
– Пробираться в Россию будем двумя группами, так
безопаснее. В одной группе – мы с Луиджи, в другой – вы с Мари и Пантелеем.
Мари будет прикрепленной к вам стенографисткой, Пантелей – порученцем… мы с
вами встретимся уже на месте…
– Одну минуточку! – остановил его Ордынцев. –
Как же я пойду с Мари? Вы разве не замечали, с какой ненавистью эта мадам на
меня взирает? При таком отношении недалеко до беды!
– Не беспокойтесь. Мари, конечно, дама на редкость
нервная. Да ей через такое пройти пришлось – врагу не пожелаешь. Только вы не
обольщайтесь на свой счет, она не только к вам, она к большинству мужчин, мягко
говоря, плохо относится. Только для нас с Луиджи исключение делает. Ну, и для
Ванечки покойного… Но в одном можете быть уверены: как только границу перейдем
– во всем на нее можно будет положиться. Никаких дамских истерик не опасайтесь.
Она женщина твердая, надежная и храбрая до безумия. И чувствует себя там, в
Совдепии, как рыба в воде. Почему и посылаю ее с вами: в случае чего, прикроет
и из любой передряги вытащит…
Борис выслушал командира с сомнением, но спорить не стал.
Глава 3
Эх, яблочко!
Куда котишься,
В Губчека попадешь —
Не воротишься…
Из песни
– Тут са мной прямо ходи, каспадин, – проговорил
пожилой чухонец, повернувшись к Борису и опираясь на длинную слегу. – Тут
в правая, левая сторона ступишь – и конес, с колофой в болото…
– С головой? – опасливо переспросил Борис, который
и так шел за чухонцем след в след.
– Известное дело! – подал голос Саенко, не
отстававший от Ордынцева. – Болото, оно и есть болото! Вот, помню, еще до
мировой войны был у нас в селе кузнец, Василием звали…
– Вы бы помолчали, господин пролетарий! – оборвала
его Мари, замыкающая группу. – Накличете чекистов…
– Как знаете, – обиженно пробормотал Саенко и тут
же зашептал, чтобы его слышал только Борис: – Непременно этот чухонец в самую
топь нас заведет! Как Сусанин поляков! Ох и подлый же народ эти чухонцы!
– Где ж это ты с чухонцами-то успел
познакомиться? – усмехнувшись, спросил Борис. – Ты ведь вроде все
больше по южным губерниям странствовал…
– Это вы точно заметить изволите – странствовать мне
много пришлось, и кого я только не повидал! И с чухонцами тоже случалось, так
что скажу вам…
– Тсс! – зашипел проводник, повернувшись в
сторону.
Все замерли, прислушиваясь.
Действительно, слева от тропы раздались негромкие чавкающие
шаги. Борис вытянул из голенища нож. Мари пригнулась, вглядываясь в кусты,
подняла пистолет. Тут из-за чахлых кустов показалась лосиха, худая и
голенастая, как девочка-подросток, удивленно уставилась на людей лиловыми
испуганными глазами и, повернувшись, припустила прочь.
– Ишь, кто кого больше испугался! – проговорил
Саенко, провожая лосиху взглядом.
Они на рассвете вышли из пограничного эстонского села, в
тумане на околице их уже поджидал немногословный проводник – чухонец.
До этого пришлось ночевать в старом доме на окраине села.
Дом зарос такими густыми кустами, что будь Борис на месте властей, он
обязательно бы проверил, что в этом доме происходит. Однако никто их не
побеспокоил, и после завтрака, состоявшего из куска домашнего хлеба и кружки
парного молока, хозяйка принесла одежду.
Борису достались малоношеное коричневое полупальто и фуражка,
в каких ходят железнодорожники. Из обуви нашлись только сапоги, чему сейчас
Борис был несказанно рад. Саенко обрядился в ладный полушубок из овчины и
чувствовал себя в нем, как всегда, уверенно – пар костей не ломит. Мари была
одета в длинный жакет, весьма прилично перешитый из военного френча, длинную
юбку и белую блузку с высоким воротником. В свое время Серж объяснил Борису,
что именно так ходят советские пишбарышни. На ногах у Мари были высокие
шнурованные ботинки. Черные гладкие волосы она зачесала со лба и заколола
простой старушечьей гребенкой, так что из элегантной парижской прически
получилось черт знает что.
