– Хорошо, что вообще добрались! – ответила Мари,
опускаясь на стул. – Борис в Энске попал в ЧК!
– Как это случилось? – спросил Серж,
посерьезнев. – В облаву угодил? Не донес ли кто? Не просочилась ли к
красным информация о нашей миссии?
– Нет, – постарался успокоить его Борис. –
Просто не повезло. На вокзале в Энске столкнулся со старым знакомым.
– Кто таков?
– Большой человек у большевиков. Начальник энского ГПУ
Сергей Черкиз. Он меня в девятнадцатом году едва не расстрелял, чудом удалось
сбежать. Хотя, в общем, это чудо – вот оно, рядом с вами. – И Борис кивнул
на скромно потупившегося Саенко.
– А сейчас что – снова чудо? Не много ли чудес для
одного человека? Вы прямо какой-то Николай-чудотворец!
– Сейчас никакого чуда не было. Черкиз сам организовал
мой побег.
– Сам?! – с недоверием переспросил Серж. – А
вы говорите – не было чуда! Чтобы начальник ГПУ организовал побег
арестованного!
– Это было в его собственных интересах… – И Борис
рассказал о своем разговоре с Черкизом.
– Впрочем, – добавил он в конце, – он мне
ловушку подготовил. Поставил на выходе своего человека, который должен был меня
пристрелить… при попытке к бегству. Ну тут уж мне и в самом деле повезло – моя
пуля другому человеку досталась, уголовнику, который за мной увязался.
– Я, конечно, извиняюсь, – подал голос
Саенко, – мы люди темные, в Питере раньше бывать не доводилось, так не
знаю, как здесь у вас положено: кормят людей, которые с дороги приехавши, или
без этого обходятся?
– И правда, – вступила Мари, – мы голодны, в
дороге намучились, а ты тут сразу со своими подозрениями…
Они с Сержем обменялись только им понятными взглядами,
очевидно, Мари сообщила ему, что Борису верить можно. Или следует пока
подождать и понаблюдать, как он поведет себя дальше. Борису внезапно стало на
все наплевать – верят ему или не верят.
– Петр Спиридонович! – Серж выглянул в
горницу. – Петр Спиридонович, найдется у вас что-нибудь гостей наших
покормить?
Старик накрыл стол вместо скатерти двумя газетами, бросил
деревянные ложки и вытащил из укромного места закутанный в старую мешковину
горшок.
В горшке оказалась каша – распаренная дробленка. Старик
достал из шкафчика большую пыльную бутыль с зеленоватым конопляным маслом и,
близоруко сощурившись, скупо полил кашу. Потом выложил на стол две ржавого
цвета чахлые селедки и сказал, усмехнувшись недобро:
– Кушайте, гости дорогие! Чем богаты, тем и рады! Хлеба
нету, уж не обессудьте!
Саенко после такой речи крякнул и достал из своих запасов
черные сухари и сахар в чистом полотняном мешочке.
– Ох и скудно живешь, дед, – укоризненно сказал
он, – чего у тебя в доме много, так это газет.
– Это уж конечно! – подтвердил старик. – Я
сторожем в типографии служу, которые газеты бракованные – все мои! А что еда
скверная – так раньше еще хуже было.
– Ну, положим, раньше-то лучше было, – процедил
Борис.
– Ну, мил человек, – старик засмеялся, показав
корешки съеденных зубов, – так это когда было! А в девятнадцатом чего
только не ели! Люди с голоду мерли как мухи! Хлеб из лебеды пекли да из мезги!
Теперь-то, конечно, господа нэпманы такую торговлю наладили – все есть, только
денег нету!
– Петр Спиридонович, вы еды на рынке купите, –
сказал Серж, протягивая старику пачку денег, – не шикуйте там, чтобы
подозрений не возбуждать, ну да вы и сами знаете…
– Уж как водится… – Старик снова недобро
усмехнулся.
Поздно вечером Борис вышел на крыльцо. В доме у старика было
жарко натоплено, ему хотелось подышать ночным свежим воздухом. Он обошел дом и
увидел во дворе тусклый огонек папиросы. Мари, легонько прислонившись к старому
покосившемуся забору, пускала красивые колечки дыма.
И хотя на улице не горел ни один фонарь и окна домика были
тщательно завешены – старик боялся посторонних любопытных глаз, – на улице
было светло. Усыпанное звездами небо, какое бывает только ранней весной, едва
ли не падало на маленький домик, стремясь укрыть его обитателей от всех невзгод
в настоящем и будущем. Месяц сиял бледно-голубым светом. Глаза Мари блестели.
– Хорошо! – Борис вдохнул полной грудью холодный,
пахнущий антоновскими яблокомами воздух.
– Так бы и полетели туда, в это небо, как хвостатая
комета… – насмешливо, но не зло сказала Мари.
– Вы правы. – Борис не обиделся. – Хотелось
бы улететь от всего этого безобразия далеко-далеко, начать там новую,
счастливую, жизнь, забыть все…
– Я не хочу забывать! – Голос ее хлестнул Бориса,
как казацкой нагайкой.
– Вам не надо забывать их, своих близких, родных людей.
Пускай они всегда будут с вами. Надо забыть все, что было потом, – твердо
ответил Борис, – иначе вы не сможете дальше жить.
– Я живу местью, – она сказала это со
страстью, – я должна отомстить за то, что с ними сделали!
– Вы уверены, что мстите тем, кому нужно? –
осторожно поинтересовался Борис.
– Это не важно, – отмахнулась Мари, – все они
виноваты. На каждом лежит какая-то доля вины.
– В общем, да, – согласился Борис, – но Бог,
вернее, черт с ними со всеми! А вы, вы еще больше разрушаете свою душу местью!
Мари отвернулась и загасила папиросу. Небо по-прежнему
пыталось накрыть их с головой. Было тихо, ни голоса, ни собачьего лая не
доносилось издалека.
– Возможно, вы правы, – сказала Мари после долгого
молчания.
Борис приблизился к ней и мягко положил ладонь на ее руку,
вцепившуюся в забор. Понемногу из ее руки ушло напряжение, так стояли они
долго-долго, смотря на звезды, пока одна не упала. Борис загадал желание –
увидеться с сестрой в этом году. Что загадала Мари, осталось тайной.
Они бы не ушли еще долго, но Саенко выглянул из-за угла и
бросил сердитым шепотом, что старик сам спать не ложится, пока дверь не
заперта, и людям заснуть не дает.
– Сейчас идем! – недовольно буркнул Борис. –
Экий ты, Пантелей… такое мгновение нам испортил!
Саенко не ответил, он уже плюхнулся в горнице на лавку,
прикрылся шинелью и тихонько посапывал.
Мари как женщине хозяин предоставил лучшее место – кровать в
дальней комнате. Судя по спинкам, украшенным бронзовыми виньетками, кровать в
свое время была реквизирована в каком-нибудь богатом купеческом доме.
Сам хозяин спал на топчане за печкой, Луиджи довольствовался
сундуком, он прекрасно помещался на нем в силу маленького роста.
Для Сержа и Бориса старик бросил на пол матрас, набитый
сеном.
– Подвиньтесь, ваше благородие! – Борис ткнул
Сержа в бок.
