– Вам надо, Наталья Семеновна, вы и проверяйте…
Продолжения дискуссии Борис не расслышал, потому что Меланья
протащила его по длинному коридору, заставленному бесчисленными сундуками и
ломаной мебелью, затем нырнула в узенький коридорчик и буквально втянула в
комнатку возле другой двери – дубовой, с резными филенками – и захлопнула за
собой дверь.
Комнатка была так мала, что скорее напоминала не
человеческое жилище, а внутренность сундука или чемодана. Большую часть этой
каморки занимала узкая койка, аккуратно застеленная белым пикейным одеялом.
Впрочем, и все остальное в этой комнатке было чистенькое и аккуратное – Меланья
всегда отличалась пристрастием к порядку.
– Так что Павел Аристархович? – повторил Борис
свой вопрос. – Неужели умер?
– Хуже, батюшка, хуже! – запричитала кухарка и
снова промокнула глаза концом платка.
– Господь с тобой, Меланья! Что же может быть хуже
смерти?
– Ох, батюшка, не скажи! Ежели приличная христианская
кончина, так это разве ж плохо? Батюшка причастит, соборует, после отпоют, все
честь по чести, в чистый гроб положат… свечи горят, иконка на груди – что ж тут
плохого?
– Ладно, Меланья, не увлекайся! Что же с барином твоим
случилось?
– Ох, батюшка Борис Андреич! Худо с ним случилось,
лихо! В энту, в чеку окаянную попал!
– В ЧК? – переспросил Борис. – Да, я слышал,
что он угодил в ЧК, но ведь это случилось, кажется, еще в девятнадцатом году…
тогда как он мог… – Борис замолчал, он даже при верной Меланье не хотел
говорить о цели своего приезда, да и письмо, найденное в дупле дуба, тоже не
хотел упоминать.
– То, батюшка, было в девятнадцатом, это правда. Так то
– давнее дело, тогда ему повезло, отпустили его. Хороший человек попался…
И она рассказала Борису, что когда Ртищев в девятнадцатом
году попал в ЧК, он столкнулся там с одним из своих бывших студентов. Этот
чекист поручился перед своим начальством за профессора Ртищева, и того, как ни
странно, выпустили. Однако пока он находился в ЧК, квартиру его заняли, а все
вещи растащили, и несчастный Павел Аристархович поселился на птичьих правах у
своей верной кухарки, которая, как простая труженица и объект эксплуатации,
получила эту самую комнатку размером с чемодан.
– Вот тут он, батюшка, и жил, кормилец мой! –
причитала Меланья, обводя свою нищенскую комнатку красноречивым жестом.
– Где ж он спал? – изумился Борис.
– Так вот на этой кроватке почивал!
– А ты, Меланья?
– Ты, батюшка, не подумал ли чего! – Меланья
закраснелась, как девушка. – Я уж к смерти готовлюсь! Я вот тут, на сундучке,
спала… много ли старухе надо? – Она печально вздохнула, вспоминая эти
блаженные времена, и продолжила, погрустнев: – Все через энтого аспида, через
Сундукова, будь он неладен!
– Через Сундукова? – удивленно переспросил Борис,
вспомнив безобидного старичка в пенсне, указавшего ему черный ход. – При
чем тут Сундуков?
– Так он у нас энтот… квартирный ополоноченный.
– Уполномоченный?
– Во-во, и говорю – ополоноченный. Это значит – ночей
не спит, все думает, как бы на кого донести, как бы соседям гадость какую
сделать и соседскую жилплощадь к рукам прибрать…
– А с виду такой безобидный старичок!
Старуха хотела продолжить свой рассказ, но вдруг в дверь ее
комнаты постучали, и грудной женский голос проговорил:
– Меланья Захаровна, можно к вам?
– Притащилась, окаянная! – тихонько буркнула
Меланья, с неприязнью глянув на дверь, и тут же громким слащавым голосом
проговорила: – Заходи, девонька! Заходи, красавица!
Дверь открылась, и в комнату протиснулся внушительный бюст,
а вслед за ним и его хозяйка, молодящаяся особа с пышно взбитыми
золотисто-рыжими волосами, облаченная в кокетливо запахнутый шелковый китайский
халат, расписанный драконами и цветами.
– Ах, Меланья Захаровна, вы не одна! – воскликнула
дама в притворном смущении и кокетливым жестом попыталась плотнее запахнуть
свой халат. Халат при этом непостижимым образом распахнулся, на короткое время
продемонстрировав Борису свое бело-розовое содержимое. – Ах, извините, это
ведь ваш племянник! – И бело-розовая особа стрельнула в Бориса глазами. –
Извините, това-арищ… а мы с вашей тетушкой большие, большие друзья! – Дама
продемонстрировала широким жестом полных округлых рук, какие они большие
друзья, и продолжила: – А я ведь, Меланья Захаровна, к вам по делу… сегодня ко
мне должен зайти Владимир Орестович, так вы уж, будьте любезны, откройте ему
парадное…
– Не волнуйся, красавица! Не впервой! – ответила
Меланья, делая глазами какие-то странные движения, словно пытаясь о чем-то
предупредить Бориса.
Дама тем временем повернулась к Борису и проворковала:
– А вы, това-арищ, случайно, не разбираетесь в
электрических приборах? Что-то у меня люнетка барахлит. Вы бы не взглянули?
– Люнетка? – переспросил Борис.
– Ну, настольная лампа! Точнее, ночник! – пояснила
дама томным голосом. – Я вижу, това-арищ, что вы непременно должны
разбираться в электрических приборах!
Меланьины глаза буквально вылезали из орбит, настолько она
пыталась предупредить Бориса о какой-то опасности. Однако он решил пренебречь
этим предупреждением и попытаться что-нибудь выяснить, разговорив кокетливую
даму.
– Что ж, – сказал он, – пойдемте взглянем на
вашу люнетку!
Дама, чрезвычайно обрадовавшись, выпорхнула из Меланьиной
комнатки (если, конечно, слово «выпорхнуть» может быть применено к особе ее
комплекции) и подошла к двери, расположенной по другую сторону коридора.
– А вот и мое скромное гнездышко! – проворковала
она, открывая дверь и впуская Бориса в свою комнату.
В отличие от Меланьиной эта комната была довольно велика,
хотя и казалась тесной от всевозможных вещей и вещиц, заполнявших ее, как лавку
старьевщика. Здесь были разнообразные кресла и креслица, шкафы и шкафчики,
пуфики и диванчики – все это такое пышное и безвкусное, как будто
позаимствованное в третьеразрядном парижском борделе. Все свободные места были
заставлены розовыми фарфоровыми купидонами и пастушками, а также вазочками и
светильниками, щедро уснащенными бронзовыми украшениями и позолотой. Кроме
того, стены комнаты украшали гравюры фривольного содержания и несколько
выцветшие дореволюционные театральные афиши.
– Не правда ли, у меня мило? – проговорила дама, с
гордостью оглядывая свое жилище. – Здесь бывали очень, очень понимающие
люди, и все они отмечали, что мое гнездышко обставлено с большим вкусом!
– Да, вкус здесь чувствуется! – польстил ей
Борис. – А вот эти афиши – они ведь здесь не случайно?
– Ах, молодой человек, вы сразу раскусили мою маленькую
тайну! – Хозяйка комнаты кокетливо погрозила Борису пальчиком и красиво
округлила рот. – Признайтесь, вы ведь знали?
