– Стой! – Борис спрыгнул с подножки, бросился к
машине Баранова.
– Не поймешь его – то гони, то стой… – ворчал
Саенко, но тем не менее натянул вожжи и остановил пролетку возле самого
автомобиля.
Борис подбежал к авто. Лейкин поднял голову, протирая глаза.
– Срочная депеша тебе от Владимира Орестовича! –
выпалил Ордынцев.
– Какая еще депеша? – удивленно проговорил Лейкин,
поднимаясь.
– А вот какая! – Борис ударил его английским
апперкотом, какому научился у моряков с эсминца «Мальборо» в Феодосии в далеком
девятнадцатом. Костя охнул и повалился на сиденье.
– Чистый нокаут! – пробормотал Борис и выволок
бесчувственного Лейкина из машины.
Саенко помогал Павлу Аристарховичу пересесть в машину, Мари
уверенно села за руль. Из-за угла уже показалась машина погони.
– Вот навязались на нашу голову! – пробормотал
Саенко и, легонько хлестнув лошадь, торопливо забрался на заднее сиденье
барановского автомобиля.
– Мари, вы умеете водить такую машину? – опасливо
поинтересовался Борис.
В ответ Мари только фыркнула:
– Чем задавать глупые вопросы, лучше поторопитесь
завести мотор!
Борис схватил заводную ручку, крутанул ее. К счастью,
сильный мотор завелся с первого раза, и машина тронулась, Борис едва успел
вскочить в нее на ходу.
Автомобиль чекистов подкатил из-за угла и остановился:
пролетка Саенко встала поперек дороги, перегородив проезд.
– Черт! Да уберите же куда-нибудь эту колымагу! –
кричал старший группы, размахивая «маузером».
Однако пока его подручные управились с заупрямившейся
лошадью и освободили дорогу, автомобиль с беглецами успел скрыться в
неизвестном направлении.
– Как вы, Павел Аристархович? – спросил Борис,
когда шум погони и яркие огни ночного Невского остались далеко позади.
– Ничего, – проговорил Ртищев, вымученно
улыбнувшись.
Даже в темноте было видно, как он бледен, и дыхание с хрипом
вырывалось из его груди.
– Ничего… главное, что я снова на свободе. Не хотелось
умереть в тюремной камере…
– Все будет в порядке! – попытался успокоить его
Борис. – Вы отдохнете, мы найдем вам хорошего, надежного врача…
– Самое главное – я должен рассказать вам, как найти Сашеньку… –
снова заговорил старик.
– Это успеется! – махнул рукой Ордынцев. –
Сейчас приедем в одно надежное место, вы придете в себя…
– Что вы его останавливаете? – раздраженно
проговорила Мари, отвернувшись от дороги. – Пусть рассказывает, а то не
ровен час отдаст Богу душу, и мы останемся ни с чем…
Снова перед Борисом была жесткая женщина с непримиримым
выражением в глазах.
– Как вы можете, Мари? Дайте ему прийти в себя,
отдышаться! Он старый, больной человек…
– Дама совершенно права! – перебил его Павел Аристархович. –
Я должен скорее рассказать… не зря же вы проделали такой долгий и опасный путь…
Я, признаться, до последней минуты не верил, что вы появитесь, устал ждать…
Но тут же он мучительно закашлялся и вынужден был замолчать.
Автомобиль тем временем выехал на Петровский остров. Здесь,
совсем близко от центра города, было тихо и безлюдно, как в забытой Богом
провинциальной глуши. На маленьком пятачке земли между круглым озером и
поросшим травой пологим берегом Невы притулился небольшой домик в три подслеповатых
окошка, окруженный покосившимся забором. Через протоку, соединяющую озеро с
затоном, перекинут горбатый мостик, и только по нему можно перейти к домику.
Вдали, за Невой, виднелись крыши Васильевского острова, купола церквей.
– Приехали! – сказала Мари, остановив машину перед
мостиком. – Машину надо куда-то деть…
– Да вон туда. – Борис кивнул на темный затон,
окруженный столетними липами. – Только сначала отведем Павла Аристарховича
в безопасное место…
Вдвоем с Саенко они вывели из машины Ртищева, повели его
через мостик. Дверь домика открылась – их уже ждали.
На пороге стояла крепкая женщина средних лет, вдова здешнего
смотрителя. Увидев бледное лицо Ртищева, услышав его свистящее дыхание, она
всплеснула руками:
– Ох ты, несчастье какое… мой Никанор Нилыч, покойник,
тоже грудью маялся. Я ему хорошую травку собирала, очень помогала… сейчас я вам
тоже заварю, как рукой всякую хворь снимет…
– Ну, мы передаем вас в надежные руки! –
проговорил Борис, помогая Ртищеву подняться на крыльцо, и вернулся к Мари.
Она уже развернула машину к затону, сняла с тормоза. Вдвоем
они подтолкнули автомобиль, он проехал по пологому берегу, подпрыгивая на
кочках, нырнул капотом в темную маслянистую воду затона и быстро пошел ко дну.
Поверхность воды забурлила ключом и быстро успокоилась. Лопнул последний
пузырек воздуха, и больше ничто не напоминало об автомобиле Баранова.
Борис и Мари направились к домику смотрителя.
В темноте Мари оступилась на скользкой кочке, и Ордынцев
машинально поддержал ее за локоть. Он думал, что снова, как первый раз, в
Париже, Мари резко оттолкнет его, но на этот раз она благодарно отозвалась на
его дружеский жест. Все же что-то неуловимо изменилось в ней за это время. Или,
может быть, она всегда нуждалась в теплоте и участии, в простых человеческих
чувствах, но скрывала это из боязни показать свою слабость?
Сердце Бориса жадно, жарко забилось. Он почувствовал, как
забытая, казалось, жажда жизни переполняет его. Податливое женское тело прильнуло
к нему, Борис нашел губами ее губы – и задохнулся, такой бесконечной нежностью
отозвалась Мари на его поцелуй. Ее губы были сухими и горячими, как земля в
засуху, и как иссохшая земля благодарно раскрывается навстречу весеннему ливню,
так и Мари раскрылась навстречу этой случайной нежности. На какое-то время мир
вокруг них перестал существовать, только жадные губы, нежные руки и бьющиеся в
унисон сердца…
Борис оторвался от губ Мари, покрыл поцелуями ее лицо, ее
глаза – и почувствовал, что они солоны от слез.
– Что ты… – прошептал он с бесконечным
состраданием, с бесконечной нежностью. – Что ты! Все будет хорошо!
– Вряд ли… – отозвалась она едва слышно и мягко
отстранилась от него. – Слишком много мы пережили… внутри нас все умерло…
меня прежней больше нет, я умерла тогда, под Белой Церковью…
– Мы живы, Мари! – воскликнул Борис, снова
прижимая ее к себе. – А пока мы живы – у нас есть надежда! Все еще будет
хорошо! Я знаю! Слышишь – это весна пробует голос!
Действительно, ночь вокруг них наполнилась шорохом и
щебетом, вздохами и плеском – казалось, сама природа пробуждается для любви и
жизни.
Но Мари снова отстранилась от Бориса.
