– Он прав, – согласился Серж. – Нужно
придумать более хитрый план. Луиджи, взгляни – сможешь ты незаметно пробраться
во дворец?
Луиджи долго разглядывал усадьбу в бинокль, но так ничего и не
ответил. Вдруг Борис заметил какое-то движение в дальнем конце села. Снова
вооружившись биноклем, он что-то рассмотрел и повернулся к Сержу.
– Коллега, как вы относитесь к опыту
предшественников? – спросил он командира.
– Кого именно? Наполеона, Александра Македонского,
батьки Махно?
– Значительно раньше! – усмехнулся Борис. –
Помните одного хитроумного грека с деревянной лошадью?
– Думаете, этот старый трюк сработает в наше
время? – с сомнением проговорил Серж. – Доверчивые люди сейчас
перевелись, последние утонули в Новороссийской бухте!
– Я чуть не оказался среди них… – Борис на
мгновение помрачнел, но тут же взял себя в руки и передал Сержу бинокль: –
Посмотрите, кто пожаловал в это село!
На дальнюю околицу села медленно въезжал дряхлый мерин, запряженный
в необычную тележку. Тележка эта была большим органчиком-шарманкой,
установленным на два деревянных колеса. Органчик был разрисован выцветшими от
времени и непогоды картинами – горные пейзажи с живописными ущельями и
водопадами, пруды с лебедями и пышнотелые русалки с селедочными хвостами вместо
ног. Рядом с передвижным органчиком плелся старый слепой шарманщик, одной рукой
опирающийся на суковатую палку, а другой – на белобрысую голову босоногой
девочки лет десяти.
– Пойдемте послушаем, какой у этого Гомера репертуар!
Шарманщик уже остановился посреди села, поставил свой орган
на дубовый чурбачок и закрутил ручку. Из механических внутренностей инструмента
понесся душераздирающий скрип и скрежет, а затем полилась унылая мелодия.
– Запевай, девонька! – строго приказал слепец
своей малолетней спутнице.
– Дак никого же еще нет, деда! – отозвалась
та. – Чего зря стараться?
Действительно, вокруг шарманщика собрались только самые
маленькие обитатели деревни – мальчишки от двух до десяти лет. Все, кто постарше,
уже были пристроены родителями к труду, да и маленькие девчонки нянчились с
малышами, так что им было не до развлечений.
– Глянь, Васек, тетка с хвостом! – восхищенно
сообщил чумазый пятилетний оглоед своему шестилетнему соседу, который
старательно ковырял в носу пальцем.
– Не, то не тетка! – со знанием дела ответил
Васек. – То ета, как ее… гидра контрреволюции!
– Хоть и нет никого, а ты пой! – наставительно
проговорил старик, наградив девочку крепким подзатыльником. – Упражнение
тебе будет! А вон и зрители идут!
Действительно, на дороге появились Серж с Борисом.
Белобрысая девочка набрала полную грудь воздуха и завела визгливым жалостным
тоном:
Маруся отравилась,
В больницу привезли…
– Ты куда ж, девонька, не в лад! – прикрикнул на
нее дед и с новой силой завертел ручку своего органа.
Два доктора с сестрицей
Старались жизнь вернуть
И терли у девицы
Сапожной щеткой грудь… —
старательно выводила белобрысая исполнительница.
Борис Ордынцев наклонился и положил в шапку шарманщика
сложенную купюру. Тот, не переставая крутить ручку, торопливо ощупал бумажку, и
на лице его отразилось удивление.
Спасайте не спасайте,
Мне жизнь не дорога,
Я милого любила,
Такого подлеца… —
продолжала девчонка.
На глазах у нее выступили слезы – то ли она прониклась
исполняемым произведением, то ли подзатыльник деда был уж очень силен.
– Маэстро, нельзя ли сделать перерыв! – взмолился
Борис, у которого от унылой песни заболели разом все зубы.
– Это, господин хороший, как прикажете. –
Шарманщик послушно отпустил ручку. – Только ведь вы же сами ко мне подошли
и деньги мне дали хорошие… ежели вам моя музыка не нравится, так шли бы другой
дорогой!
– Мне музыка вообще-то нравится, только уж больно эта
песня заунывная…
– А я и другую могу! – оживился старик. – Не
желаете ли «Белой акации гроздья душистые вновь ароматом полны? Или «Я на горку
шла…», из репертуара госпожи Вяльцевой… очень популярная вещь!
– Спасибо, как-нибудь в другой раз! У меня к вам,
маэстро, деловое предложение. Нельзя ли одолжить у вас на некоторое время эту
передвижную фисгармонию?
– Что вы, господин хороший! – Шарманщик даже
переменился в лице. – Она, матушка, нас с Ксюшенькой кормит! – И он
положил руку на белобрысую голову маленькой певицы.
– Я же не собираюсь навсегда лишить вас
инструмента, – поспешил Борис успокоить старика. – Я позаимствую его
только на один день, а вам заплачу за аренду. Вы пока с внучкой отдохнете,
освежите репертуар, а завтра в это же время получите свой инструмент в целости
и сохранности…
Старик поправил круглые черные очки, вздохнул:
– Оно, конечно, с виду хорошо, а только если вы меня
обманете? Я ведь, господин хороший, вас первый раз в жизни вижу… то есть слышу,
а народ сейчас сами знаете какой, луковку сырую нельзя доверить, не то что
ценный инструмент!
– Я могу вам в качестве залога оставить наш автомобиль.
Мы без него точно никуда не денемся, так что можете не переживать! Ну что –
согласны? По глазам вижу, что согласны!
Может быть, последнее выражение в отношении слепого
шарманщика было бестактным, но старик снова вздохнул и махнул рукой:
– Ладно, уговорил! Но только чтобы завтра непременно
вернуть!
– Само собой! – успокоил его Ордынцев. – Я
только еще попрошу в придачу к инструменту ваши замечательные черные очки…
– Ладно, что с тобой поделаешь… – согласился
шарманщик. – Хочешь, можешь заодно и Ксюшу взять…
– Вот этого не нужно! – отказался Борис. – Я
принципиально против использования детского труда.
Двумя часами позже по широкой аллее, ведущей к бывшему
имению графов Кутайсовых, тащился полуживой мерин, запряженный в двуколку с
музыкальным инструментом. Рядом с мерином шел, постукивая палкой по дороге,
слепой шарманщик в круглых черных очках.
Правда, шарманщик этот, если взглянуть на него
повнимательнее, был довольно молодым человеком с широкими плечами и отличной
выправкой.
Немного не доходя до имения, шарманщик огляделся по
сторонам: ему показалось, что в кустах возле дороги раздался какой-то шорох.
Секунду спустя кусты раздвинулись, и из них вышел на аллею
здоровенный детина в широких матросских штанах и коротком полушубке. На боку у
него болталась деревянная коробка с «маузером».
