– Это тебе наша Маруся напоет! – Кардаш подвел к шарманщику
худенькую старушку-запевалу. – У нее слух хороший и идейность высокая.
Она, брат, всю жизнь по тюрьмам да по каторгам за народ страдала, за тебя,
значит… ну ладно, вы с ней потом этот вопрос обсудите, а сейчас, братцы, у нас
другое в повестке. Сейчас у нас братская трапеза!
Анархисты оживились, заговорили и потянулись к входу в
графский дворец.
– Пойдем, и ты с нами отведаешь, что нам Бог… тьфу, что
нам народ послал! – И Кардаш за руку повел шарманщика в графские покои.
В зале дворца, куда все вошли, мало что напоминало о прежнем
великолепии. Шторы с окон были давно сорваны и пущены на портянки и платья для
боевых подруг анархистов, огромные зеркала побиты, в стенах зияли следы от пуль
и сабельных ударов, расписной потолок почернел от копоти – в парадном зале
нередко разводили костры. Драгоценный паркет сожгли в тех самых кострах или
печках-буржуйках, и сейчас по черному полу бальной залы бродила белая коза.
Однако посреди залы был накрыт огромный стол, застеленный
белой, хотя и несвежей скатертью. За этим столом и разместились анархисты.
Кардаш усадил шарманщика по левую руку от себя. Рядом тут же
устроился бородатый Савелий, который все еще недоверчиво поглядывал на слепого.
Едва все расселись, в зале появилось несколько женщин с
подносами и котлами. В основном эти женщины были простые крестьянки, и среди
них резко выделялась дама средних лет со следами былой красоты. Хотя она была
одета в простое и сильно поношенное платье, в ней чувствовались несомненная
порода и врожденное изящество. Поджав губы и высокомерно поглядывая на
анархистов, она раскладывала жареную баранину с серебряного блюда.
– Поди сюда, Агния! – окликнул ее Кардаш.
Дама молча приблизилась.
– Ну, что там наша упрямица?
– Молчит, – отозвалась женщина, опустив
глаза. – Еду не принимает.
– Отнеси ей баранины! Скажи, что от меня… и смотри,
если опять откажется – тебя на хлеб и воду посажу!
– Что я могу сделать, сударь! – вспыхнула
женщина. – Уж я ее по-всякому уговариваю…
– Плохо уговариваешь! – Кардаш махнул рукой и
повернулся к шарманщику: – Что-то ты, брат, не ешь ничего! Ты, брат, не
стесняйся, это ведь все народное, а ты и есть народ!
– И пьет он мало! – сквозь зубы проговорил
Савелий, который не спускал с шарманщика глаз.
– И пей, братец! – поддержал Кардаш и налил в
стакан слепого мутный самогон из огромной четвертной бутыли. – За мировую
анархическую революцию! Которая освободит народ от его вековых цепей, от его
рабства… как ты есть народ…
Он чокнулся с шарманщиком, потом с Савелием и лихо выпил
полный стакан. Слепой под пристальным взглядом Савелия тоже влил самогон в свою
глотку.
В зале появился рослый парень в широких матросских штанах, с
«наганом» на боку.
– Что, Петруха, как часовые? Бдят? – осведомился
Кардаш, когда тот подошел к нему.
– Полный порядок, Игнат! – отозвался Петруха. –
Муха не пролетит, даже комар!
– Проверь еще раз все посты и можешь отдохнуть! –
позволил Кардаш. – И смотри, чтоб на посту не пить! Сменятся – тогда
пожалуйста… чтоб дисциплина! – И Кардаш погрозил кому-то кулаком.
– «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить… –
затянул Савелий. – С нашим атаманом не приходится тужить…»
– А вот скажи, Савелий, – проговорил Игнат слегка
заплетающимся языком, – вот ты воевал у батьки Махно. Так как, по-твоему,
Савелий, кто крепче будет – я или он? Кто больше предан матери-анархии и
трудовому народу?
– Не сердись, Игнат, – ответил Савелий совершенно
трезвым голосом, – может, ты, того… и предан, а только батька Махно
покрепче будет! Как он в атаку братву поведет да как закричит: «Сабли
подвы-ысь!» – И он снова запел: – «А первая пуля для моего коня…»
– Всегда я знал, Савелий, что ты политически
близорук! – выкрикнул Кардаш, ударив по столу кулаком. – Вот
он, – Кардаш указал пальцем на шарманщика, – вот он хоть и слеп, но
он видит! Он хорошо видит, кто по-настоящему предан народному делу!
– Говорю тебе, Игнат, не верю я ему! – Савелий все
больше мрачнел. – И опять он, иуда, не пьет!
– Ты почему не пьешь? – Кардаш повернулся к
шарманщику и налил ему еще самогона. – Выпей со мной за женщину! Как
женщина тоже есть угнетенный человек и народ…
– Что ж ты, Игнат, эту угнетенную женщину взаперти
держишь? – процедил Савелий. – Выпустил бы ее, коли так за свободу
радеешь!
– Молчать! – Кардаш снова ударил по столу, так что
подпрыгнули тонкие графские тарелки. – Я заслужил своей непримиримой
борьбой! А если она не понимает, так надо ей внушить… Пей, брат! Что ты не
пьешь?
Шарманщик выпил очередной стакан самогона и уронил голову на
стол.
– Устал! – сочувственно проговорил Кардаш и
погладил слепого по спине. – Вот так и весь наш народ устал от невыси…
невыносимого гнета, от тех цепей, кото… рые…
Язык у него все больше заплетался, и наконец он тоже уронил
голову на стол и захрапел богатырским храпом.
Вскоре все анархисты либо спали, либо были мертвецки пьяны.
Савелий тоже уронил голову на руки и затих.
Прошло еще несколько минут, и шарманщик поднял голову.
Оглядевшись, он осторожно встал, стараясь не разбудить своих соседей по столу,
и крадучись двинулся к выходу из залы.
Он был уже возле самых дверей, когда за его спиной раздался
свистящий шепот:
– Ты куда это, гад, намылился? Ведь знал же я, что ты
иуда! Игнат, дурак доверчивый, не поверил мне!
Шарманщик скосил глаза. За ним стоял Савелий с «маузером» в
руке.
– Ну все, гидра поганая, сейчас я тебя порешу по всем
правилам революционной законности!
Ствол «маузера» ткнулся под лопатку шарманщика, он уже
мысленно простился с жизнью… но в эту секунду раздался гулкий удар, и Савелий с
негромким стоном повалился на пол.
Шарманщик обернулся.
Рядом с ним стояла та самая женщина со следами былой красоты
и аристократического происхождения, которая обслуживала анархистов за столом. В
руках она сжимала тяжелое серебряное блюдо – именно им она огрела Савелия по
голове.
– Вы не представляете, как давно я об этом
мечтала, – прошептала женщина, выводя шарманщика за руку из зала. –
Ведь вы офицер? Я это сразу почувствовала, как только увидела вас за столом!
Офицерскую выправку и дворянскую косточку не скроешь! Ведь вы пришли за нами? Я
не ошиблась?
– Тише! – Борис Ордынцев, а это именно он так
успешно изображал шарманщика, прижал палец к губам. – Где она? Где ваша
воспитанница? Где Сашенька?
– Она заперта в западном флигеле, – ответила
женщина, помрачнев. – Там двое вооруженных часовых. Вы с ними сумеете
справиться? Если нужно оружие, я достану… я здесь знаю все ходы и выходы…
