Борис повернулся к Менару и сказал самым любезным тоном:
– К сожалению, большая часть библиотеки осталась в
Баку, у красных. Но кое-что управляющий Гаджиева передал мне по его завещанию.
Например, замечательную рукопись Омара Хайяма…
– Как, у вас – «Тебризский рубайят»? – француз
моментально разволновался, его неестественно бледное лицо покрылось пятнами
нервного румянца.
– Да, управляющий Гаджиева именно так назвал эту книгу…
Она прекрасно сохранилась, необыкновенно красиво орнаментована…
– Я должен увидеть этот манускрипт! – взволнованно
воскликнул Менар.
Казанзакис удивленно переводил взгляд с Бориса на француза.
Гюзель сердито топнула ножкой:
– Поль, вы, кажется, забыли, что находитесь у меня в
гостях! Какая-то книжка для вас важнее моего внимания?
– Этому манускрипту больше семисот лет! – вскричал
француз.
– Значит, это еще и очень старая книжка, – желчно
произнесла Гюзель, оставив за собой последнее слово.
Менар, не обращая на ее сарказм внимания, продолжил,
обращаясь к Борису:
– Когда я мог бы увидеть рубайят?
– Да когда хотите, – Борис пожал плечами,
недоуменно переглянувшись с Гюзелью – мол, что за странный человек этот
француз?
Теперь и Гюзель заинтересовалась предметом их разговора.
– Что это за книжка, о которой Поль говорит с такой
страстью? Я хочу увидеть ее…
– Ваше слово – закон, – галантно поклонился
Борис. – Прошу вас, если хотите, прямо сейчас поедем в мою гостиницу, я
покажу вам рубайят Гаджиева.
– Едем! – вскочил Менар с несвойственной ему
живостью.
Казанзакис высказался в том смысле, что он присоединится к
ним из чистого любопытства.
– Нет-нет, – раскапризничалась вдруг синеглазая
красавица, – только завтра. Завтра утром при свете солнца книга будет
выглядеть гораздо привлекательнее!
Поль Менар посмотрел на нее и отвернулся, пробормотав
какое-то ругательство. Однако спорить с Гюзелью никто не посмел, и условились
встретиться завтра у нее, чтобы всем ехать смотреть книгу.
Невысокий, скверно выбритый турок в сильно поношенном
чесучовом костюме и несвежей шелковой феске шел по людной кривой улочке Галаты,
высматривая клиента. Маленькие бегающие глазки выдавали в нем сутенера, а
темные мешки под глазами и землисто-серая кожа – наркомана. Здесь, на Галате,
хороших клиентов было не найти – настоящие клиенты наверху, на сверкающих
улицах Пери. Но туда ему ходу не было, после скандала в игорном доме
Кандалакиса, где соотечественники побили его за нечестную игру. После этого ему
пришлось изображать из себя турка и накрепко забыть, что на самом деле он –
грузинский князь.
Ухватив за плечо потенциального клиента, сутенер завел свою
обычную песню:
– Эй, русский, ходи со мной! Девочка есть! Не девочка –
ангел, пери, карасавец – вах! Не простой девочка – настоящий княгиня…
Клиент сбросил руку сутенера с плеча, но не ушел, а, окинув
подозрительным взглядом, сказал:
– Знаю я твою княгиню. Все болезни от нее прихватишь.
– Зачэм говоришь?! – возмутился сутенер, выпучив
глаза, вскидывая руки и тем самым, выдавая свой кавказский темперамент. –
Зачэм говоришь? Чистый дэвочка, настоящий княгиня, она мне как сестра, ничем не
болеет, матерью клянусь… Идем, русский, не пожалеешь!
На самом деле сутенер уже знал, что клиент не
сорвется, – знал по выражению голодных тоскливых глаз, да и просто по
тому, что тот заговорил с ним, а не ушел молча. И правда, клиент пошел вслед за
«турком» по грязному переулку, свернул в щель между домами, прошел сквозь
какую-то грязную лавчонку, переступив через дремлющего толстого хозяина и
приподняв циновку, заменявшую дверь.
Женщина была такой же поношенной, как ее платье. Кажется,
еще недавно она была молода и хороша собой, но нищета, кокаин, дрянная турецкая
водка, побои сутенера превратили ее в омерзительное создание без возраста. Ярко
и безвкусно раскрашенная, она призывно улыбнулась клиенту. Сутенер остался за
циновкой.
Клиент подошел к женщине, наклонился…
– Что… что ты, красавчик? – проговорила она скорее
удивленно, чем испуганно.
Клиент прижал палец к губам и обнял ее за шею.
– Странный какой… – женщина улыбнулась.
Наверное, она давно не видела себя в зеркале и считала, что
улыбка ей по-прежнему идет. Но эта улыбка не успела сползти с ее лица, на
котором дешевые румяна безуспешно скрывали следы побоев, – узкое лезвие
вонзилось ей в затылок, мгновенно оборвав жизнь. Может быть, это было для нее
благодеянием.
Сутенер, шестым чувством ощутивший, что происходит что-то
неладное, выхватил из-за пояса короткий кривой нож, приподнял циновку и
заглянул в каморку своей рабыни. Однако не успел он понять, что
произошло, – притаившийся сбоку от входа человек нанес ему точно такой же
удар тонким лезвием в затылок, и грузинский князь, не почувствовав ни боли ни
страха, отправился в мир иной.
Сделав свое дело, неизвестный выскользнул из лавки, переступив
через труп хозяина.
Наутро Борис застал в знакомой гостиной посмеивающегося
Казанзакиса и Поля Менара, не находившего места от нетерпения. Когда они вошли,
горничная объявила, что «Мадам сейчас спустится, только оденется в платье для
визитов». С тех пор прошло минут сорок, и никто не появился. Прекрасная
турчанка появилась еще через полчаса, но мужчины безропотно приняли ее
опоздание.
В роскошном «люксе» Ордынцева с гостями встречал Саенко.
Отмытый и начищенный, артистичный от природы, ординарец Горецкого неплохо
справлялся с отведенной ему ролью камердинера. К счастью, гости ненадолго
посетили номер Бориса, так что испытание для ординарца оказалось не слишком
трудным. Борис приказал ему принести и раскрыть отделанную слоновой костью
черепаховую шкатулку. Поль Менар в молитвенном благоговении, воззрился на
манускрипт, Казанзакис взглянул с любопытством и затем отошел, уступив место
Гюзели.
Турчанка посмотрела на книгу, потом – на восхищенного
Менара, пожала плечами и заговорила с Борисом о его константинопольских
знакомствах.
Наконец, француз удовлетворил свои чувства созерцанием
стопки серо-желтых листков и согласился вернуться к обычному человеческому
существованию.
Борис проводил гостей, получил от Гюзель приглашение
посетить ее сегодня вечером и, откланявшись, направился в ресторанчик Луиджи,
чтобы оставить там записку Аркадию Петровичу. В ней он писал, что ему срочно
нужно обсудить с Горецким свои новые знакомства и разработать следующий этап
операции.
Однако этим планам не суждено было осуществиться.
За два квартала от дома Горецкого Борис столкнулся на узком
тротуаре с высоким худощавым турком. Столкнулся в буквальном смысле, точнее,
турок сам налетел на него и выронил при этом кипу газет на нескольких языках.
Борис наклонился, чтобы помочь собрать газеты. Турок что-то сказал на своем
языке, вежливо улыбнувшись Борису, и вдруг прижал к его лицу платок,
пропитанный остро и неприятно пахнущей жидкостью. Борис попытался оттолкнуть
его, но в это время к нему подбежал еще один человек и завел ему руки за спину.
Рядом остановился черный автомобиль, и Бориса, слабо сопротивляющегося,
теряющего сознание, втащили внутрь и бросили на обитое кожей сиденье.
