Внутри копошились несколько маленьких котят, которые в упоении
раздирали подаренную Марьей Степановной шляпку. Маленький разбойник залился
сатанинским хохотом. Когда только он успел провернуть свою шкоду? Лидия
Антоновна постаралась взять себя в руки. Она осторожно, двумя пальцами,
вытащила котят одного за другим из саквояжа – это было очень трудно, потому,
во-первых, что с детства она кошек не переносила, у нее была к ним
идиосинкразия, и во-вторых, потому что котята были очень шустрые, все время
выворачивались и норовили зацепить руку крошечными коготками и острыми, как
шильца, зубками.
Избавившись от котят, она с грустью осмотрела остатки
шляпки. Что ж, если кое-где побольше стекляруса, а сверху прикрыть
искусственным цветочком, таким голубеньким, у нее остался один… может быть, еще
и можно будет поносить.
Лидия Антоновна мужественно посмотрела на своего малолетнего
мучителя, гордо выпрямила спину и пошла прочь.
На углу напротив дома подрядчика стоял венгерец-шарманщик в
яркой куртке с уродливыми, нескладно пришитыми бранденбурами. Он крутил ручку
шарманки и фальшиво напевал: «Чемчура-чура-ра…» Ужасное его пение резануло
пианистический слух Лидии Антоновны. Она чуть заметно поморщилась и прибавила
шагу.
Ей так и так нужно было торопиться: в кафе «Каприз» она
должна была обязательно поспеть ровно к пяти часам. В это время у них выступала
француженка шансонетка Жюли, пела там две неизменных песенки, и Лидия Антоновна
ей аккомпанировала. Жюли была славная девушка, до всех этих неприятностей ее
звали Настя, и была она горничной в доме Ивана Антоновича, Лидочкиного брата.
Здесь, в Константинополе, у нее неожиданно прорезался голос, а французский она
понемножку выучила с Ванечкиными детьми, а потом очень усовершенствовала с
французскими моряками в Одессе. Хорошая девушка, встретила Лидию Антоновну и
пригласила играть в кафе, жаль, немного, – все остальное время у них играл
румынский оркестр.
Лидия Антоновна успела вовремя, отыграла свое и пошла на
кухню. В кафе ей не платили, а только кормили за работу, но это тоже было очень
хорошо. Лидия Антоновна как раз вспомнила, что еще ничего сегодня не ела и
очень голодна.
Повар в «Капризе» – очень славный человек, большой и черный,
родом из Марокко. Он хорошо говорил по-французски и почему-то жалел Лидию
Антоновну, все время подкладывал ей еду и обязательно оставлял что-нибудь вкусное.
Вот и сегодня он приберег для нее замечательное полосатое бланманже. Они с
марокканцем немножко поболтали, и у Лидии Антоновны стало легче на душе.
Хорошо, она вовремя спохватилась – пора было уже бежать в синематограф.
В синематографе «Лидо» были невысокие требования к
исполнительскому мастерству – надо было только посматривать на экран, чтобы, не
дай Бог, не сыграть марш во время любовной сцены или венгерский танец во время
похорон, но играть надо было долго и очень громко, чтобы перекрыть шорох
разворачиваемых кульков со сластями и разговоры зрителей. Сегодня первым
номером шла фильма «Тысяча и одна ночь», очень интересная и художественная.
Страшные смуглые арабы в полосатых шальварах свирепо вращали глазами, размахивали
кривыми саблями, залезали в огромные кувшины. Отрубленные головы катились, как
тугие капустные кочаны.
Лидия Антоновна по какой-то странной ассоциации вспомнила
детство, елку, домашний маскарад, на котором она была одета пажом, а брат
Ванечка – мушкетером в небесно-голубом плаще с нашитым красивым крестом… В
темноте можно было не заботиться о своем лице, и Лидия Антоновна немножко
погрустила, но когда по щеке поползла слезинка, она решила, что это неудобно –
хоть и темно, а неприятно, и вытереть нельзя – руки заняты.
Вторая фильма была из русской жизни, «Братья Черномазовы».
Эта картина была немного странная: люди ездили в каретах, запряженных медведем,
на балу во дворце господа танцевали в косоворотках и смазных сапогах, а
посредине бальной залы стоял огромный самовар, из которого все по очереди пили.
Старого представительного князя за какой-то проступок пороли на площади
розгами. Лидия Антоновна очень всему этому удивлялась, но зрителям нравилось –
видимо, никто из них не бывал в России.
Когда работа закончилась и Лидия Антоновна вышла на улицу,
было уже темно. Она не беспокоилась: брать у нее было нечего, сама она интереса
для злых людей не представляла – возраст не тот, да и внешность, а кроме всего
прочего, давно уже привыкла ходить в одиночку по ночным константинопольским
улицам.
Но сегодня что-то было не так, как обычно.
Позади время от времени слышались ей чьи-то шаги. Стоило
остановиться, чтобы прислушаться, как шаги эти замирали, а как только она шла
вперед – странные шаги возобновлялись. Лидия Антоновна не то чтобы испугалась,
но удивилась: кому она нужна?
Из другого синематографа, «Парадиз», высыпала толпа поздних
зрителей. Некоторое время можно было идти вместе с ними, так было спокойнее, но
потом все понемножку разошлись в разные стороны, и Лидия Антоновна снова
осталась на улице одна.
И тогда позади нее опять зазвучали эти шаги.
Она прибавила ходу, но шаги за спиной продолжали слышаться.
Теперь ей стало уже немножко неприятно, а если уж начистоту – так просто
страшно. Хотелось остановиться, обернуться и сказать: «Ну зачем вы меня
преследуете? Что вам может быть нужно от меня? Вы видите, какая я бедная,
немолодая и некрасивая, зачем вы меня пугаете?»
Но это было бы так неудобно – заговорить вдруг на улице с
незнакомым человеком… Да и страшно – кого вдруг увидишь, обернувшись?
Лидия Антоновна едва ли уже не бежала. Улица пошла вверх,
идти стало трудно, не хватало дыхания.
Вдруг впереди показалась крупная мужская фигура. Лидия
Антоновна мысленно взмолилась о помощи. Она готова уже была попросить этого
незнакомого человека, чтобы он проводил ее, защитил от страшных шагов за
спиной… И тут она увидела, что это же знакомый. Она узнала крупный неловкий
силуэт и развалистую походку марокканца Жана, повара из «Каприза». Она
обрадовалась ему, как родному, окликнула:
– Мосье Жан!
Марокканец тоже обрадовался встрече. Лидии Антоновне
неудобно было рассказывать ему о своих глупых женских страхах, но мосье Жан
настоял на том, чтобы проводить ее до дому. Тайком обернувшись, Лидия Антоновна
никого на улице не заметила и подумала, что, наверное, на старости лет ей
начинает мерещиться черт знает что. В самом деле, кто может преследовать ночью
ее, такую немолодую, некрасивую и бедную. Наверняка, эти шаги просто
послышались ей… Подойдя к своему дому, она подумала, что следовало бы
пригласить мосье Жана на чашку чая, но тут же вспомнила о квартирной хозяйке,
которая, конечно, будет очень недовольна… К тому же дома у нее ничего нет, чем
можно угостить приличного черного господина. Но мосье Жан, видимо, и сам не
захотел причинять ей неудобства и весьма деликатно откланялся.
Лидия Антоновна, стараясь не шуметь, поднялась в свою
маленькую комнатку, разделась, легла в узкую холодную постель. Хоть она и
чувствовала себя усталой, сон не шел к ней. Она думала о своей жизни.
