— Что происходит? — спросил я.
— Детей увозят домой.
— Куда — домой?
— Каждого к его или ее родителям, за исключением тех четверых, которые потеряли родителей. Их повезут к бабушке и дедушке.
Муж нашей хозяйки открыл дверь, и его жена повела троих детей Пейтонов по дорожке к припаркованному у тротуара автомобилю.
Я вышел на крыльцо. Молодая пара, которой, вероятно принадлежал автомобиль, поздоровалась с Джесси, Джасмин и Джордан и усадила их на заднее сиденье.
Когда миссис Фишер присоединилась ко мне на переднем крыльце, я спросил: «То есть их отвезут в Барстоу?»
— Да, дорогой. Высадят у дорожки к дому и подождут, пока родители не откроют им дверь.
— Родители знают об их приезде?
— Для них это будет сюрприз. Детей высадят у дома, убедятся, что они в безопасности, и уедут, так что никто не узнает, кто их привез.
Пару, которая приехала на автомобиле, я не видел среди пяти взрослых, чей взгляд я не мог выдерживать более двух секунд. Я спросил, кто они.
— Хорошие люди, — ответила миссис Фишер.
Автомобиль уехал, и тут же подкатил следующий. Наша хозяйка вернулась, чтобы отвести к нему маленького мальчика.
Скоро отбыли все семнадцать, Верена в компании Бу. Собака-призрак перед отъездом в последний раз лизнула мне руку. Остались только мы с миссис Фишер, хозяева дома и три собаки, глаза которых на удивление ярко блестели, учитывая, как много их гладили и сколько они сделали, чтобы успокоить детей.
Наши хозяин и хозяйка захотели обнять миссис Фишер, а потом они захотели обнять меня, и мне захотелось обнять их, хотя если я и знал их имена, то успел забыть.
Когда мы отъезжали в лимузине, я спросил: «А как же полиция?»
— Утром, — ответила миссис Фишер, — в полицейские управления четырех округов поступят анонимные звонки, сообщающие о местонахождении поместья, где плохие люди играют в непристойные игры. И то, что они найдут, несомненно, их потрясет.
— А что скажут дети?
— Что их куда-то увезли и какое-то время держали в комнате, а потом пришли хорошие люди, развязали их и отвезли домой.
— Ваш лимузин легко опознать, мэм. И мое лицо в свое время мелькало в газетах.
— Дети не запомнят тебя или меня, Одди. Они не вспомнят того, что могли говорить им их отвратительные похитители или тех ужасов, которые они себе представляли. Им дан дар забывчивости.
— В булочках или в горячем шоколаде?
— Святой Боже, дорогой, ничего такого грубого, как наркотики! И никакого гипноза, прежде чем ты об этом спросишь.
— Тогда что? Как?
Она сверкнула неотразимой улыбкой с ямочками, похлопала меня по плечу.
— Ты знаешь, что там происходило, милый.
— Нет, не знаю. Я ничего не понимаю. Кто эти девять детей и пятеро взрослых?
— Утро вечера мудренее, Одди. Проснувшись, ты будешь знать.
— А если проснусь не зная?
— Тогда спроси твоего мистера Хичкока, знает ли он их.
Я обдумал ее слова:
— С вашими ресурсами, почему вы не бросили их сразу на спасение детей?
— Господи, дорогой, ты — часть моих ресурсов.
— Ох.
Когда мы выезжали на автостраду 15, я спросил:
— Куда мы едем, мэм?
— Я отвезу тебя домой.
— Это долгая дорога, мэм. Мы оба слишком устали, чтобы выдержать ее.
— Я теперь совсем не сплю. Для сна просто нет времени, слишком много дел.
— А я совершенно вымотался.
— Ты поспи, мой дорогой водитель. Я тебя разбужу, когда мы приедем.
Я закрыл глаза, почти заснул, снова открыл.
— Проблема, мэм. Вы подобрали меня на трассе. Вы не знаете, где я живу.
— Я с этим определюсь, дитя. Не волнуйся.
Вегас удалялся, нас окружала ночь, пустынная и звездная.
— Люди, которым принадлежит дом, куда мы привезли детей…
— Я думала, ты спишь.
— Они случайно оказались так близко? Если бы это случилось в Оклахоме, или в Нью-Хэмпшире, или в Джорджии, нашлись бы другие люди и другие дома, в которых чувствуешь себя так же… хорошо, как в том?
— До некоторых домов ехать пришлось бы дольше, милый, но такие люди там есть. Они есть везде.
Позже, оставив на руле одну руку, миссис Фишер тряхнула меня, разбудив, потому что я плакал во сне.
— Все хорошо, мэм, — заверил я ее. — Я плакал, потому что все было чудесно и удивительно.
И потому что все действительно было чудесно и удивительно, я вновь соскользнул в сон о собаках, и детях, и прекрасных людях, которые смотрели мне в глаза и узнавали обо мне все, узнавали и не отвергали меня.
Глава 39
За полчаса до рассвета я проснулся и обнаружил, что мы на улице, где я какое-то время жил с Аннамарией и Тимом, мальчиком, которого мы спасли из наводящего ужас поместья Роузленд в Монтесито. Миссис Фишер припарковалась у тротуара перед живописным коттеджем, половину крыши которого оплела желтая бугенвиллея.
Я сел повыше, потянулся, зевнул.
Выключив двигатель, миссис Фишер спросила:
— Как самочувствие, Одди?
— Голодный как волк! Мне нужен сытный завтрак.
— Сначала тебе надо принять душ, иначе мы не сможем завтракать, сидя с тобой за одним столом.
— Извините, мэм. Человеку действия никак не избежать избыточного потоотделения.
Мы вышли из «Мерседеса» и посмотрели на провода, которые под ветром раскачивались с не таким уж неприятным звуком.
Я повел миссис Фишер мимо парадной двери по вымощенной кирпичом дорожке вокруг дома. Хотел, чтобы она увидела океан и вошла в дом с заднего крыльца.
На востоке небо обрело светло-лимонный свет, как стекло в абажурах ламп от Тиффани, но большую его часть закрывали серо-стальные облака, которые ветер гнал на север. На западе небо еще не осветилось, поэтому и море оставалось темно-серым. Ветер вздымал волну, и на фоне белых пенных гребней серая вода становилась черной.
— «Когда ветер взобьет воду белым и черным», — процитировал я.
Миссис Фишер оглядывала океан, а провода пели песню русалок — не сирен, которые завлекали моряков на скалы, где их ждала смерть. Русалки же пели о том, как они любят море и любят землю и мечтают о последней, оставаясь в первом.
Под свитером тихонько звякнул миниатюрный колокольчик, хотя я стоял не шевелясь.
Аннамария, наверное, видела, как мы подъехали. Она появилась рядом с миссис Фишер, и они обняли друг друга за талию. Втроем мы стояли и какое-то время наслаждались ветром, шумом и движением воды, неподвластным времени океаном.
