Борис, воспользовавшись временной нетрудоспособностью своего
противника, окончательно высвободился и повернулся к нему лицом, приняв боевую
стойку для английского спортивного бокса. Только теперь он разглядел
нападающего. Это был крепкий плотный мужичок торгово-мещанского вида и такой
заурядной внешности, по которой человек хоть сколько-нибудь наблюдательный за
версту опознает филера.
Мужичок все еще ругался, но уже приходил в боевую
готовность, а сбоку ему на подмогу бежал еще один, удивительно на него похожий,
только несколько помладше.
* * *
– Вы что – братья? – с интересом спросил Борис
подбегающего, и, пока тот собирался ему что-то ответить, провел весьма успешный
хук левой.
«Младший брат» отлетел в сторону, но на ногах удержался, и,
судя по злобно загоревшимся маленьким глазкам, тоже пришел в боевую готовность.
Борис переводил взгляд с одного филера на другого. Они
медленно приближались, один сильно хромал, другой неплохо освещал проулок
появившимся у него под глазом стараниями Бориса фонарем. В сложившихся
обстоятельствах Борис, если бы была такая возможность, предпочел ретироваться,
однако возможности не было.
В этот критический момент рядом с Бо-pисом раздался
удивительно знакомый голос:
– Эй, земляки, вы не это ли ищете?
Скосив глаза, Ордынцев увидел невесть откуда появившегося
Саенко, ординарца полковника Горецкого.
– Чего? – нелюбезно переспросил «старший брат»,
тут же для ясности присовокупив:
– В хлеву земляков поищи!
– А вот это не вы обронили? – с прежней
доброжелательностью сказал Саенко, указывая на что-то под ногами филера и даже
наклоняясь, чтобы эту вещь подобрать.
Филер невольно опустил глаза, и в то же мгновение хитрый
хохол ухватил его за штанину и сильно дернул кверху, так что «старший брат»,
взмахнув ногами и перекувырнувшись, удивительно красивым образом полетел в
пыльные лопухи. Саенко же, нисколько не задумываясь и не теряя времени на
обсуждение достигнутых успехов, ухватил «младшего брата» за рукав, слегка
наклонился, взвалил его себе на спину, как куль с мукой, и, ловко перевернув,
забросил на другой конец проулка. После он обернулся к Борису и сказал:
– Ну, ваше благородие, теперича драпаем: они, когда
подымутся, очень сердитые будут. А с тобой Аркадий Петрович как раз поговорить
хотел.
* * *
Аркадий Петрович Горецкий поднялся навстречу Борису из-за
письменного стола. В пенсне лицо его казалось мягким и интеллигентным – таким
Ордынцев помнил его на университетской кафедре. После новороссийской эвакуации
отношения их стали натянутыми, но в глубине души Борис все-таки рад был его
увидеть.
– Борис Андреевич, голубчик! Рад видеть вас в добром
здравии, – Горецкий будто прочитал его мысли, – однако, как
случилось, что вы столкнулись с агентами контрразведки при исполнении ими
обязанностей?
– Я встретил на артиллерийском складе старого
знакомого, – объяснил Борис, – матроса-большевика Защипу. Осенью,
когда во время рейда я попал в плен к красным, этот морячок едва не расстрелял
меня. Представьте же мое удивление, когда вижу, как этот орел, в форме мичмана,
собирается получать на нашем складе оружие. Выходит, лил уже сами большевиков
вооружаем? Ну, само собой, я решил за ним проследить. Дальнейшее вам, по-видимому,
известно.
– Да, Саенко рассказал, – Горецкий
усмехнулся, – не беспокойтесь, за бравым моряком следят. Так, говорите,
его фамилия – Защипа? В здешнем подпольном комитете его знают как Кипяченко.
Ну, у господ большевиков клички и псевдонимы весьма в ходу – все эти Ленины,
Троцкие, Каменевы… За вашим моряком следят, – повторил Горецкий, снимая
пенсне, при этом лицо его приобрело чеканную твердость черт и из глубоко
штатского человека Аркадий Петрович сделался боевым офицером, – то, что он
собирается получить оружие на складе, заставит его задействовать все свои
связи, и мы, аккуратно проведя операцию, сможем снова арестовать весь
подпольный комитет… – Снова? – прервал его Борис вопросом.
– Да, снова, – кивнул Горецкий, – мы уже
арестовывали предыдущий состав комитета. Кое-кто казнен, кое-кто сидит в
тюрьме, а господа большевики сколотили новую организацию… – У них, как у
Змея Горыныча, новые головы вырастают на месте
отрубленной! – ужаснулся Борис. – Мы никогда не сможем с ними
сладить!
– Не преувеличивайте, – поморщился
Горецкий, – мы арестуем и этот комитет, и следующий… У Змея Горыныча все
силы и все время будет уходить только на отращивание голов, и он не сможет
причинить никакого зла. Они только и делают, что создают новые комитеты, а к
тому времени, как соберутся поднять мятеж, – мы их снова арестовываем.
– Прежде, помнится, вы решали более значительные
задачи, – не удержался Борис от колкости.
– Сейчас от русской земли остался только этот клочок –
Крым, и защита его стала для всех нас делом чести и долга. – Голос
Горецкого зазвенел, казалось, что он говорит перед целой армией, и Борис
невольно проникся его чувством, как незадолго до того подпал под магию личности
генерала Слащова.
Полковник продолжал:
– Для защиты Крыма положение в тылу играет огромную
роль, и мы должны сделать все от нас зависящее, чтобы не допустить
возникновения пятой колонны.
– Воля ваша, господин полковник, занимайтесь своей
тайной войной, а я всеми этими играми сыт по горло. Пойду с отрядом на фронт,
там все проще и честнее: враг – вот он, впереди, по ту сторону перешейков,
вокруг – свои, никаких предателей, никаких провокаторов… Надоело!
– Что ж… – Горецкий снова надел пенсне, и лицо
сделалось мягким и задумчивым. – Не могу вас неволить, голубчик. Честно
признаться, очень хотелось бы, чтобы мы с вами, как прежде, работали вместе –
помнится, это у нас неплохо получалось, но что уж тут поделаешь… Одно только
обидно – вы прежде сталкивались с этим матросом, Кипяченко… или как его там
зовут, Защипа? Ну, не важно. Ваше прежнее знакомство очень могло быть полезно.
Морячок много может знать, а судя по тому, что мне о нем известно, он – крепкий
орешек, разговорить его будет непросто… тут бы вы пришлись очень кстати.
Психология, знаете ли, – тонкая наука. Вся держится на таких нюансах…
Борис дал себе слово Горецкого не слушать и на его предложения не соглашаться,
но тут он вспомнил депо, полное арестованных, ожидающих расстрела, и Защипу,
по-хозяйски распоряжающегося жизнью и смертью «буржуазного элемента»… Ему
захотелось посмотреть этому палачу в глаза. А может быть, полковник Горецкий
просто-напросто обладал свойством магнетического воздействия на Бориса, и
спорить с ним был бесполезно? Так или иначе, Ордынцев, сам удивляясь своим
словам, сказал:
– Ладно, Аркадий Петрович, постараюсь помочь вам с
Защипой. Но он ведь еще на свободе?
– Это вопрос одного-двух дней, – Горецкий явно
повеселел, – подождите немного, голубчик. С командованием я договорюсь,
отправитесь на фронт чуть позже, если не измените своих намерений, а пока
поработаем вместе.
