– Вы хотите сказать, что никто из нас не мог этого
сделать?
– Теоретически мог, но вот если руководствоваться
логикой… – Это радует, – негромко произнес Борис, – но не
поясните ли вы свои слова? Сначала вы постарались убедить всех, что среди нас –
убийца поручика Стасского, чью смерть мы считали естественной, теперь же, когда
несчастный Муса безусловно убит – снимаете с нас подозрения… – Дело в том,
Борис Андреевич, что Муса убит несколько минут назад, его кровь еще не успела
свернуться. Все, кроме капитана Колзакова, находились в это время в комнате, на
глазах друг у друга, то есть имеют, выражаясь юридическим языком, алиби.
Господин же Колзаков не курит.
Аркадий Петрович замолчал, как будто сказал достаточно и
дальнейших объяснений не требуется. Борис, однако, недоуменно на него посмотрел
и спросил:
* * *
– И что с того, что капитан Колзаков не курит?
– В том, что он не курит, я убедился, взглянув на его
руки, на них нет характерных для курильщика желтоватых отметин. А если он не
курит, то он и не убивал… – Горецкий выдержал эффектную паузу и продолжил:
– В кустах, возле места смерти нашего несчастного
хозяина, я нашел следы длительного пребывания неизвестного человека. Он
прятался в зарослях, по-видимому наблюдая за домом, и курил. Окурки я подобрал,
вы это видели. Окурки достаточно свежие, человек выкурил последнюю папиросу
десять минут назад. Я думаю, что события развивались следующим образом: некто
неизвестный скрывался в этих кустах. Муса случайно заметил его, подошел и был
убит, как нежелательный свидетель.
– Благодарю за ваши разъяснения, – произнес Борис
несколько обиженным тоном, – так, стало быть, появляется в деле
неизвестный? Не слишком ли много накладок – два убийства, два убийцы? Откуда
взялось такое количество злодеев?
– Я думаю, это случайное совпадение, хоть и не верю в
случайности, – признался Горецкий. – Но расскажу вам еще про одно
совпадение, из-за чего, собственно, мы с Саенкой оказались здесь, в этой Богом
забытой местности. Дня через два после вашего отъезда я разговаривал со своим
человеком, который находится у партизан. Он сообщил мне, что небезызвестный
товарищ Макар находится в их отряде. Как вы помните, меня очень интересовал
этот человек, и я просил своего агента особенно за ним присматривать. И вот,
третьего дня агент, придя на встречу, сообщил мне, что товарищ Макар по
поручению командира Повстанческого полка уехал в сопровождении двух татар, и
совершенно случайно моему человеку удалось подслушать, куда именно. Они
направились сюда, в эту деревню Ак-Тыкыр. Очевидно для того, чтобы перейти
через промоину к красным.
– Так усилим посты, чтобы они не прошли! – вскочил
Борис. – Колзакову надо сказать, он теперь вместо Стасского… – Это
само собой… Но мне кажется, что убийство Мусы – их рук дело. Что-то они тут
вынюхивали возле дома, какой-то у Макара есть дополнительный интерес. И мне
хочется узнать, в чем он заключается. А насчет убийства Стасского, это совсем
другой случай. Тут уж, простите, всех нужно подозревать, и вас тоже, Борис
Андреич… – Не извиняйтесь, я ваши принципы знаю, – угрюмо проговорил
Борис. – Никому на слово не верите. Только с чего вы взяли, что каждый мог
его отравить?
Мы с капитаном Сильверсваном вообще вина не пили.
– Вот, расскажите-ка мне подробно про вчерашний вечер,
а там уж будем разбираться, кто виноват.
Аркадий Петрович положил перед собой несколько листов
бумаги, на которых сделал предварительные записи, и начал беседу.
– Все вошли в комнату одновременно?
– Да, вроде бы, – неуверенно проговорил
Борис. – Вино уже было там, а еду принесла Фатима чуть позже. Все вдруг
заговорили торжественно, предлагали тост.
Колзаков открыл бутылку и налил даме первой. Затем налил во
второй бокал, который взял Ткачев.
– Почему именно он?
– Так получилось, он оказался ближе всех и взял бокал,
потому что говорил тост, что-то про Рождество. А потом он подошел к Стасскому и
сказал, что хочет с ним выпить из одного бокала, чтобы помириться, раз уж мы
встречаем Рождество.
* * *
– Вы точно видели, что Ткачев пил из бокала?
– Это все видели, – ответил Борис. – Стасский
на порыв Ткачева что-то ответил, засмеялся этак противно, но бокал взял и отпил
глоток.
– Вы ясно видели его лицо, оно никак не
изменилось? – настойчиво спросил Горецкий. – Не было на нем ни
удивления, не морщился он?
– Знаете, – проговорил Борис, – у него на
лице редко бывало приятное выражение. Так что в тот раз совершенно было
непонятно, то ли ему вино не понравилось, то ли просто собирается очередную
гадость сказать и настроение всем испортить. Мы, кстати, второе подумали.
– Так, а с чего это Ткачев мириться со Стасским задумал,
они разве ссорились?
– Да, я как раз видел буквально перед вечеринкой, как
они во дворе резко разговаривали. О чем – не слышал, но видно было, что
разговор серьезный.
– А вы за Ткачевым внимательно наблюдали, не мог он в
бокал что-то положить?
– Нет, – твердо ответил Борис, – он весь на
виду был, тост произносил, все его слушали. Сказал, отпил половину и отдал
Стасскому, а сам вообще отошел в сторону и в угол сел. А Стасский начал турусы
на колесах разводить. Нарочно много говорил, чтобы мы злились и ждали. Из-за
стола вставал, руками размахивал. Колзаков стоит с бутылкой наготове, а он мимо
него ходит… – Скажите, Борис Андреевич, вот вы слушали Стасского, смотрели
на него, можете вы утверждать с уверенностью, что ни на секунду не отвели
взгляд от его бокала с вином?
– Не могу, – честно ответил Борис. – Комната
большая, мы все сидели в разных местах… Борис вспомнил, что в течение вечера он
все поглядывал на Юлию.
– Небось на даму больше смотрели, – вздохнул
Горецкий.
– На нее мне было смотреть гораздо приятнее! –
запальчиво ответил Борис.
Глава 4
Вторым полковник пригласил капитана Сильверсвана.
– Орест Николаевич, вы с лейтенантом Ткачевым появились
здесь недавно.
Каково ваше впечатление, какие отношения сложились у здешних
офицеров между собой?
– Господин полковник, покойный поручик Стасский
отличался отвратительным характером… Конечно, о мертвых или хорошо или ничего…
но в нашем случае, поскольку все обстоятельства дела крайне важны, мы не можем
руководствоваться этой поговоркой.
– Конечно, – поощрительно кивнул Горецкий, –
продолжайте.
– Я заметил, что поручик преследовал капитана
Колзакова, непрерывно задевал его, намекая на низкое происхождение. Капитан не
отвечал ему, но мне показалось, что он едва сдерживается, что терпение его уже
на пределе.
– Вот как? А скажите, Орест Николаевич, что делал
Колзаков во время самой вечеринки?
