Напрягая последние силы, Борис греб к берегу, одновременно
следя за тем, чтобы лицо Алымова было все время над водой. До каменистого пляжа
оставалось метров сто, но силы были уже на исходе. Борис почувствовал, что еще
минута – и он потеряет сознание… Горизонт начало затягивать туманной обморочной
пленкой, ноги сделали последний бессильный рывок и ушли под воду… и коснулись
каменистого дна. Борис встал на ноги и перевел дыхание. Он доплыл! Доплыл! И
дотащил Петра…
Он шел к берегу по грудь в воде, спотыкаясь на скользком
неровном дне, но это был уже берег, они не утонут. Вода была ему уже по пояс…
по колени… Легкие прибойные валы догоняли его и играючи били под колени,
стараясь повалить, а он был так слаб, что действительно чуть не падал. И Петра
стало тащить тяжелее. Наконец он вытащил его на берег, оттащил от воды и рухнул
рядом. Окоченевшее тело отказывалось служить, слабое мартовское солнце почти не
согревало. Надо было что-то делать – двигаться или развести костер, но сил не
было ни на что.
Переведя дух, Борис приподнялся на ноги и огляделся. Берег
дальше довольно круто уходил вверх, осыпаясь. Дорога к пристани проходила
поверху, но никаких звуков не было слышно – либо слишком далеко, либо у Бориса
заложило уши. Самое разумное было пройти по берегу и поискать какое-нибудь
укрытие – пещерку, чтобы развести там костер. Еще в походе Петр раздобыл где-то
металлическую коробочку, где хранил спички. Борис надеялся, что с ними ничего
не случилось, в противном случае следовало осознать, что Господь Бог отвернулся
от них навсегда, потому что, мокрые, на холодном ветру они продержатся недолго.
Он посмотрел на друга, лежащего без сознания на песке, и понял, что тащить его
в неизвестность нет сил. Борис решил сам обследовать окрестности, а потом
вернуться за Петром. Сапоги были рваные, так что вся вода вылилась из них.
Борис на себе кое-как выжал воду из одежды и, пошатываясь, направился к
близлежащим зарослям непонятных кустов. Пройдя несколько шагов, он заставил
себя вернуться и подтащить Алымова ближе к кустам – так одиноко лежащая фигура
меньше бросалась в глаза, если бы кто-то сверху вздумал разглядывать берег.
Глава 3
Красная конница пролетела в Новороссийск подобно смерчу,
сметая все на своем пути. Буденновцы рубили нещадно белую сволочь, тем некуда
было отступать – дальше только море. Победа была полной и окончательной, бойцам
Буденного никто не оказывал особенного сопротивления.
Следом за конницей подходили к Новороссийску пешие части.
Были они нестройны, шли отдельными отрядами, в общей неразберихе многие бойцы
отставали от своих и брели в сторону города самостоятельно, делая это не без
задней мысли: в обстановке общей анархии они норовили пограбить мирное
население либо же прихватить имущество отставших белых.
По дороге, что проходила верхом вдоль берега моря, шли двое
красноармейцев: немолодой, прихрамывающий дядька, а с ним – вертлявый, щуплый
парень, похожий на подростка. На дороге, обычно оживленной, сейчас было пусто.
– Жрать охота, дядя Силантий! – нарушил парень затянувшееся
молчание.
– Иди уж! – угрюмо прикрикнул Силантий. – Из-за твоей жратвы
от своих отстали.
Это была чистая правда. Еще утром командир послал их со
Степкой за патронами. И вот когда они ехали на повозке, сидя поверх ящиков,
Степка, вместо того чтобы погонять лошадь, дабы успеть к своим, пустился шарить
по близстоящим у дороги домам в надежде найти чем поживиться и наткнулся на
беляков. Что уж они там делали – хоронились до темноты либо спарывали погоны, а
только шарахнули из избы залпом, убили лошадь да самого Силантия задели в ногу.
Поганец же Степка не пострадал, только потерял винтовку, когда бежали от того места.
Рана у Силантия была легкой, кость не задета, но все равно
идти было трудно, к тому же он с горечью думал, как будет рассказывать
командиру, что потерял патроны, и что тот скажет ему в ответ.
Степка шел налегке и вертел головой по сторонам.
– Эх, я бы сейчас молока… целую крынку выпил! – вздохнул он.
– С калачом…
– Что тебе все неймется, – заворчал Силантий, – что ты все
егозишь… Сказано – идти в город, значит, нужно идти не задерживаясь. Если бы не
ты, уже давно у своих были бы да еще патроны доставили.
– Да зачем они теперь, патроны эти? – беспечно махнул рукой
Степка. – Когда мы город без боя, считай, взяли.
– Мы! – хмыкнул Силантий. – Горазд ты за других говорить.
Он видел Степку в бою и знал, что тот был трусоват и норовил
спрятаться за спины товарищей. Степка подошел к самому обрыву и загляделся
вниз.
– Дядя Силантий! – закричал он вдруг, не обращая внимания на
ворчание своего напарника. – А ведь там кто-то лежит.
– Ну и что, что лежит? – откликнулся Силантий. – Мало ли
покойников вокруг…
– А ведь это офицер, золотопогонник, – пробормотал Степка.
– Море на берег выбросило, – согласился Силантий.
Степка уже спускался вниз на четвереньках. Силантий знал,
что Степка был жадный и вечно шарил по карманам у трупов в надежде найти чем
поживиться.
– Я тебя ждать не буду! – разозлился Силантий и поковылял по
дороге.
Степка подошел к мертвому офицеру и ногой перевернул его на
спину. Человек застонал.
– Дак он живой? – вслух удивился Степка.
Он быстро обшарил карманы беспамятного человека, но нашел
там только металлическую коробочку со спичками, да на шее висел на золотой
цепочке нательный крестик. Когда он дернул цепочку, офицер застонал сильнее и
что-то пробормотал.
– А у меня и винтовки нет, чтобы тебя прикончить! –
расстроился Степка. – Дядя Силантий! – крикнул он, но никто не отозвался,
потому что Силантий хоть и слышал, так как не успел уйти далеко, но сильно
разозлился на Степку.
Степка сделал шаг в сторону в надежде найти какой-нибудь
камень, чтобы не оставлять в живых классового врага, и тут из кустов бесшумно
выскочил кто-то страшный, обхватил Степку сзади и приставил нож к горлу.
– Зови товарища, – прошептал он Степке в ухо.
И поскольку обалдевший от страха Степка не сумел выдавить из
себя ни звука, тот легонько царапнул его ножом по горлу.
Борис не успел уйти далеко и услышал голоса. Он подкрался
тихо, прячась за кустами, и успел вовремя, пока Алымову не причинили вреда. Он
не колебался, руки сами схватили маленького вертлявого красноармейца, похожего
на подростка, и приставили нож к его горлу. На дороге никого не было, следовало
срочно разобраться с этими двумя и уносить ноги, до того как подойдет еще
кто-то.
– Зови! – прорычал он, чувствуя, как нож процарапал кожу на
горле.
Очевидно, Степка тоже это почувствовал, потому что заорал не
своим голосом:
