– Силантий!
– Чего тебе? – хмуро отозвался тот, возвращаясь. –
Поднимайся быстрее, я ждать не буду.
– Не могу, ногу камнем придавило, – прохрипел Степка,
понукаемый Борисом, – помоги, дядя Силантий!
Силантий плюнул, обругал Степку по матушке, но, потоптавшись
немного на месте, все же стал осторожно спускаться – не бросать же поганца
одного. В кустах слышалась возня – это Борис связывал Степку его же собственным
ремнем.
– Степка, ты где? – крикнул Силантий, настороженно
оглядываясь.
– Тута я, – прозвучал Степкин голос из кустов, – нога
застряла.
– Что б она у тебя, паразита, и совсем отсохла, – в сердцах
высказался Силантий.
Он сделал несколько шагов к кустам и тут же упал, потому что
Борис с размаху опустил ему на голову обломок киля старой шлюпки, который он
подобрал на берегу. В последний момент Борис сдержал удар, так что череп у
Силантия не треснул, просто его здорово оглушило. Степка ползком отодвигался от
Бориса, глядя на него с ужасом и тихо поскуливая.
– Не для того я его из моря спас, чтобы ты, гнида, ему
камнем голову размозжил, – произнес Борис.
– Ваше благоро-о-дие! – завыл Степка.
– Заткнись! – оборвал Борис.
Он вытащил ремень у пожилого и связал Степке ноги. Затем
перекинул петлю ремня через ствол непонятного куста и туго прикрутил к нему
руки.
– Тебя как звать-то? – неожиданно спросил он, брезгливо
глядя в бегающие глазки, в которых появилась надежда: если бы хотели убить, не
стали бы связывать.
– Степа! – икнул Степка.
– Вот что, Степан, я тебе рот заткну, чтобы ты не орал, –
сказал Борис, нашарив в кармане мокрый носовой платок. – Когда кляп изо рта
выплюнешь, то кричи, может, кто тебя развяжет. Либо же этот, – он кивнул на
Силантия, – очухается, я его не сильно ударил.
Он туго скатал платок и засунул Степке в рот, потом
отвернулся и выбросил в море винтовку Силантия, потому что собирался нести
бесчувственного Алымова и на винтовку не было уже сил.
Он примерился и хотел взвалить друга на спину, как вдруг
сверху послышались голоса – по дороге шел пеший отряд красноармейцев. Он
беспокойно перевел глаза на связанного Степку и увидел, что тот уже почти
выплюнул скомканный платок. Борис находился от него в десяти шагах, Степка
знал, что огнестрельного оружия у него не было, а свои – вот они, наверху.
Борис видел, как злорадно выкатил на него глаза Степка, как раскрыл рот, чтобы
крикнуть:
– Тов…
Но в это самое время нож, брошенный Борисом, вонзился в его
горло. Степка изумленно уставился на Бориса, не в силах осознать, что же
случилось.
– Сам виноват, – тихо, почти про себя произнес Борис. – Не
понимаете вы по-хорошему.
Отряд прошел, ничего не заметив. Борис подхватил Алымова и,
не оглянувшись, пошел в другую сторону от проклятого города.
Дорога забирала вверх, а Борис шел вдоль берега, так что
сверху его не могли видеть. Через полчаса такого продвижения Борис
почувствовал, что силы покидают его – Алымов так и не пришел в сознание и был
очень тяжел. Борис опустил его на каменистую землю и сел, чувствуя, что глаза
закрываются. Наступила апатия.
– Нет, господин офицер, – раздался вдруг прямо над головой
сухой и резкий голос, – спать вам сейчас нельзя. Не для того вы тащили на себе
своего товарища, чтобы он умер на берегу.
Борис поднял тяжелые веки и увидел высокого худого старика с
густой седовато-рыжей бородой, в странном длинном балахоне, заляпанном краской.
– Кто вы такой? – враждебно спросил Борис.
– Представления отложим на потом, – ответил старик, – а
сейчас можете еще немного его пронести? Тут неподалеку есть весьма удобная
пещера.
Действительно, пещера была близко. Борис осторожно положил
Алымова на сухие водоросли в углу.
– Быстро собирайте плавник! – командовал старик. – Если в
самое ближайшее время вы не согреетесь, то будет плохо.
Они вдвоем быстро собрали целую кучу выброшенных морем
досок, палок, разнообразных обломков. Только сейчас Борис почувствовал,
насколько он промерз в ледяной воде. Холод сковал все тело, по нему пробегала
волна судорог, и зубы стучали.
Старик ловко, с одной спички, разжег костер и велел Борису
раздеться догола и сесть возле огня. Сам он раздел бесчувственного Алымова и
уложил его рядом с костром на своем балахоне, оставшись голым до пояса. Торс
его был мускулистый, от всего тела веяло силой. Старик достал из кармана штанов
фляжку и протянул Борису:
– Пейте!
Когда Борис припал к фляжке, обжигающая жидкость пронзила
молнией пищевод и ударила в желудок. Борис задохнулся на мгновение, закашлялся,
но почувствовал, что оживает.
– Греческая водка! – усмехнулся старик. – Раньше не
пробовали?
– Пробовал, – усмехнулся в ответ Борис и вспомнил свое
путешествие в Батум с греческими контрабандистами полгода назад.
Старик посмотрел на него одобрительно и произнес:
– Ну, за вас я теперь спокоен. Займемся вашим другом.
Они растирали Алымову руки и ноги, наконец тот застонал и
открыл глаза. Старик поднес к его губам фляжку. Алымов закашлялся и подскочил
как ужаленный.
– Где мы? – Глаза его остановились на Борисе.
– На суше, – пожал тот плечами, – на этом свете…
– Это хорошо, что вы очнулись, – заговорил старик, – выпейте
еще.
Он деловито наблюдал, как Алымов сделал два глотка, потом отобрал
фляжку, убрал ее и наконец представился:
– Аристархов, Аполлон Андреевич.
– Не может быть! – Борис вспомнил это имя, довоенные
вернисажи, скандальные истории… – Тот самый? – спросил он с интересом.
– Что значит – тот самый? – обиженно переспросил старик.
– Художник, скульптор…
– Ну допустим…
– Ордынцев, Борис Андреевич, а это Петр Алымов.
– Что ж, господа офицеры, – Аристархов встал и махнул рукой
куда-то к скалам, – разрешите пригласить вас в мое скромное жилище.
Алымов был еще очень слаб, и Борис поддерживал его, когда
они поднимались узенькой тропой наверх. Жилище Аристархова действительно было
очень скромным, старик не рисовался. Это была маленькая глиняная хижина, крытая
соломой, с двумя крошечными окошками. Внутри, однако, было тепло, и когда
хозяин поставил самовар, хижина показалась Борису и вовсе прекрасной.
Под потолком были развешаны пучки сухих трав, наполнявших
жилище живыми пряными запахами.
