Они оторвали доски от обгоревших остовов ладей. С одного конца дерево все отсырело, но с другого его не составляло труда подпалить. Запасшись материалом для поджога, они двинулись в обход холма, чтобы их случайно не заметили из города. Хум шел впереди, потому что собаки знали его.
Однако оказалось, что не все домашние спят. Кое-кто ждал их у конюшен, где лошади начали беспокойно переступать с копыта на копыто, почуяв огонь.
— Не делай этого, — промолвил Нойок. Хум ничего не ответил.
Нонок перевел взгляд на остальных.
— Не делайте этого. Дайте мне время найти тех, кто сжег ваши ладьи. Они будут наказаны. Весь Небесный Град будет строить вам новые лодки. На это уйдут не месяцы, всего лишь недели, а маленькую лодку, как сказал мне Стипок, можно будет построить за несколько дней. Кто-нибудь из вас переправится на другой берег и позаботится о животных.
Ответил ему Вике — видимо, в глубине души он еще надеялся найти какое-то компромиссное решение:
— И как же ты накажешь тех, кто совершил это?
— Если мы точно будем знать виновных, то накажем их по закону — они лишатся всей собственности, которая перейдет к вам.
Услышав это, Биллин только сплюнул:
— Ну да, конечно, ты спросишь, кто это сделал, и виновные сразу сделают шаг вперед, да?
Нойок покачал головой:
— Если они не признаются, Биллин, тогда придется прибегнуть к помощи Язона — он придет через четыре месяца. Вы к тому времени уже давно будете дома, и он уладит все. Обещаю вам, снисхождения не будет. А ваша справедливость — какая она? Что, если вы сожжете дом невинного?
— Он прав, — пробормотал кто-то. — Мы же ничего точно не знаем.
Но Хум ответил:
— Если мы сожжем ЭТОТ дом, Нойок, думаю, пострадает отнюдь не невинный.
— Здесь живет невинная женщина, твоя мать. И я. Я тоже живу здесь.
— Так вот о чем он заботится! — расхохотался Биллин. — О собственной крыше.
— Нет, Биллин, я забочусь о вас. Небесный Град вне себя от ярости, все на вашей стороне. Но если вы ночью сожжете чей-нибудь дом, то разом лишитесь всех своих друзей — они станут бояться, что когда-нибудь ночью сожгут и их дома.
Хум ухватил деда за рубаху и оттолкнул в сторону, так что тот отлетел к стене конюшни.
— Хватит пустых разговоров, — сказал он, — Это же мэр, — прошептал кто-то, ужаснувшись дерзости Хума.
— Это он и сам знает, — ответил Биллин. — У Хума просто не хватает мужества.
Толкнув Хума плечом, Биллин подступил ближе и, размахнувшись, ударил Нойока прямо в челюсть. Ударившись затылком о стену, тот сполз на землю.
— Что ты творишь?! — воскликнул Вике. Биллин стремительно повернулся к нему:
— Что нам этот Нойок?
— Стипок говорил, что, если мы ударим человека, его друзья отплатят нам тем же. Мы же не хотели драться, что мы, детишки, возящиеся в траве?
Но Хум был далек от споров. Он вынес из конюшни охапку соломы. Лошади в страхе косились на факел, пылающий у него в руке.
— Это для тебя, — пробормотал он и двинулся к дому. Остальные разом примолкли, увидев его лицо, но в конце концов кое-кто двинулся следом. Хум вошел через дверь кухни и разбросал солому и сложенные у очага дрова по большой комнате, у занавесей и вокруг стола. Это была та самая комната, в которой Эйвен в последний раз ударил его. Он не колебался — когда все было готово, он сразу поднес к соломе факел. По полу пробежали язычки пламени, и вскоре занавеси запылали. Разом стало так жарко, что Хуму даже пришлось сделать шаг назад — и еще один, секунду спустя. Огонь занялся стремительно, распространился по балкам дома; вдоль потолка едкий дым ринулся на второй этаж.
Стоявший позади Вике положил ему руку на плечо:
— Пойдем, Хум. Снаружи тоже все пылает — пора их будить.
— Нет, — отрезал Хум.
— Но мы не договаривались убивать кого-то, — возразил Вике.
«Отец сам убил меня», — молча ответил Хум.
— Твоя жена и сын живы, — продолжал убеждать Вике. — Представь, что будет, если у тебя за спиной будут перешептываться, что кто-то другой, а не ты, поднял тревогу и спас твою мать. А если скажут, что ты желал смерти своему отцу?
Хум содрогнулся. «Что я делаю? Да кто я такой?» Он кинулся к подножию лестницы и закричал:
— Огонь! Пожар, проснитесь! Бегите из дома!
Вике присоединился к нему, а когда никто так и не выбежал из комнат, побежал наверх вместе с ним. Должно быть, дым просочился в щели под дверьми, понял Хум, — в коридоре стояла серая пелена, из которой внутрь комнат втягивались тоненькие струйки. Он подбежал к комнате отца и распахнул дверь. Его мать, шатаясь, кашляя, разгоняя дым руками, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, поднималась с постели. Хум обнял ее и вывел наружу, по ступенькам лестницы спустился вниз. Другая половина здания уже полыхала вовсю.
— Кто еще в доме? — крикнул Хум.
Мать покачала головой:
— Только Эйвен и Бисс.
— Отца нет в постели, — сказал он.
— Я заставила его… отказалась с ним спать, и он ушел в другую комнату, — ответила она. — Он сжег твои лодки, — добавила она. И вдруг поняв, что случилось, выкрикнула:
— Это ты устроил пожар! Ты сжег мой дом!
К тому времени он уже выводил ее из дверей. Оставив ее на улице, он кинулся обратно. Вике нес на руках Бисс.
— Где отец?! — выкрикнул Хум.
— Не видел! — откликнулся Вике.
Протиснувшись мимо него, Хум ринулся в пламя. Обжигающие языки лизали подножие лестницы, а дверь в комнату родителей превратилась в огненный столп. Огонь распространялся быстрее, чем ожидал Хум. Из окон вырывались яркие всполохи, распространяясь по потолкам. Отца не было в своей комнате, не оказалось его и в комнате Бисс — конечно, не оказалось, иначе бы Вике увидел его! — не было его и в комнате Нойока.
— Спускайся, Хум! Его там нет! — крикнул Вике снизу. Хум подбежал к лестнице. Перила превратились в ярко-красные уголья.
— Выходи, пока не поздно! — Вике стоял у дверей. Крыльцо тоже горело.
— А внизу его нет?
— Будь он в доме, давно бы уже проснулся! — заорал Вике.
Значит, его так и не нашли. Он обязан быть здесь. Хум распахнул двери кабинета Нойока. Огонь ударил его в лицо, сжирая волосы, поджигая одежду. Но он даже не остановился, чтобы сбить пламя. Оставалась одна комната — та, которая когда-то принадлежала ему. Он пробился сквозь огненную стену и ударом ноги вышиб дверь. До этой комнаты пламя еще не добралось, но всю ее наполнял дым. Отец, заходясь от кашля, лежал на полу.