– Что ты сидишь в темноте? – спросил он резко.
Она не ответила, и тогда он постарался придать голосу
мягкость.
– Сейчас поужинаем, я вот тут принес… паек.
Он положил на стол свертки, снял куртку и привычно
освободился от кобуры. Варя за все это время не шелохнулась.
– Что с тобой? – Он подошел ближе и повернул ее
лицо к лампе. – Тебе нездоровится? – спросил он машинально и опять в
глубине души удивился своему вопросу.
За тот год, что они были вместе, Варя, хоть и была внешне
очень хрупка, никогда ничем не болела, во всяком случае, никогда ни на что не
жаловалась – ни на нездоровье, ни на отсутствие удобств и сносной еды. За это
он ее уважал – профессорская дочка, выросла в холе и достатке, а лишения
переносить умеет. Но сегодня он почему-то пригляделся к Варе особенно
внимательно. Это бывало очень редко, когда он начинал относиться к ней с
нежностью. Он ругал себя потом за это, считал непростительной слабостью, грубо
называл такие чувства отрыжкой прошлого. Но ничего не мог с собой поделать и от
этого злился на Варю. Но никогда, с того самого момента, когда увидел девочку с
распахнутыми от ужаса глазами среди пьяной солдатни, он не хотел с ней
расстаться. Ему была нужна именно такая Варя – несмотря на ее непонимание, на
неприятие этой грозной, всеобъемлющей силы – революции. Никак он не мог
представить с собой рядом горластую стриженую деваху в красной косынке и в
кожанке, такая боевая подруга не вызывала у него никаких чувств. А о
толстомясых деревенских бабенках с визгливыми голосами он вообще не мог думать
без отвращения.
Да, Варвара – это, пожалуй, единственная слабость, которую
позволял он себе в такое строгое время. Она была ему нужна, порой он даже не на
шутку тревожился, когда осознавал, насколько она ему необходима. Но он отгонял
от себя эти мысли. Несмотря на то что она никогда ему не возражала, всегда
внимательно слушала то, что он говорил – горячо, искренне, убежденно, –
несмотря на это, в глубине души он знал, что она с ним не согласна и в
революции она видит только ужас, смерть, хаос.
«Пусть хаос! – кричал он. – Пускай смерть,
страдания, без этого нельзя обойтись!»
Она молчала, только опускала синие глаза, в которых стоял
вопрос: «Почему? Почему обязательно нужно убивать и насиловать?»
Он не терял надежды, что сможет ее переубедить, ему так
нужно было иметь рядом преданного единомышленника.
– Сергей, – очень тихо произнесла Варя, –
Сергей, ты должен помочь.
– Что случилось? – Он уже понял, что случилось
нечто из ряда вон выходящее, потому что никогда не слышал у Вари такого голоса.
– Ты должен его спасти. – В ее голосе он не
услышал просьбы, а только утверждение и еще надежду. – Это мой брат Борис
– тот, кого ты допрашивал сегодня в ЧК.
– Что? – Он отшатнулся. – Что ты говоришь?
Какой брат? Ты говорила, что у тебя никого нет!
– Я думала, что все погибли и я осталась одна. Но вот
сегодня совершенно случайно увидела его у тебя в кабинете. Это мой родной брат
Борис Ордынцев. Сергей, ты должен его спасти! – вскричала Варя и схватила
его за руки.
– Подожди-подожди. – Он освободил руки и потер
лоб. – Он сказал, что фамилия его… ну не важно, это совершенно не важно.
Ты уверена, что это он?
– Ты что – меня не слышишь? – громко закричала
Варя. – Я тебе говорю, что там, у тебя на допросе, я встретила своего
брата, с которым не виделась почти два года. И ты допрашивал его, а потом
послал в депо. Я знаю, куда деваются люди из депо. Так вот, его ты должен
отпустить!
– Откуда ты знаешь, что он в депо? – неприятно
удивился Черкиз. – А впрочем, это не важно. Важно то, что он – белый
офицер, он сам признался на допросе, что он в Добровольческой армии. Он воюет
против нас!
– Какая разница? – отмахнулась Варя. – Какая
разница, в какой он армии, если это мой единственный брат?
– Что? – Он отшатнулся. – Ты соображаешь, что
говоришь? Ты чего от меня хочешь? Чтобы я собственными руками отпустил
человека, который тут же снова возьмется за оружие? Хорош сотрудник ЧК, который
отпускает на волю белых офицеров!
Он неприятно поразился происшедшей в Варе перемене. Она
смотрела на него… не с ненавистью, нет, но с каким-то новым чувством. Раньше
она никогда не спорила с ним в открытую. Всегда умела тактично перевести
разговор на другое, успокоить, отвлечь.
Но сегодня Варе было не до того. Она была в шоке и не в
состоянии искать обходные пути в беседе – слишком важной была тема.
– Значит, его расстреляют? – Варя нарушила
зловещее молчание. – Посмотри мне в глаза и скажи прямо: моего брата
расстреляют?
– Да, – твердо сказал он, – его расстреляют.
Она всхлипнула и вдруг приникла к нему. Из глаз, не раз
омытых сегодня слезами, потекли новые слезы.
– Сережа, – он вздрогнул, потому что никогда она
его так не называла, даже в интимные минуты, – Сережа, ты ведь все можешь,
ты ведь там, в ЧК, главный. Милый, сделай это ради меня. Ну просто отпусти его,
никому ничего не объясняя. Никто и не заметит в этом столпотворении, что у вас
творится. Был человек – и нету, куда делся – никто и не спросит. Он тихо
выберется из города и исчезнет. И пусть я никогда его больше не увижу, это не
важно. Я останусь с тобой, пока не прогонишь, и буду вечно молить Бога за тебя.
Сережа, дай ему шанс! Спаси его ради меня!
Она обнимала его все крепче и сползала все ниже и наконец
опустилась перед ним на колени. Сердце его дрогнуло, он потянулся поднять это
хрупкое, невесомое тело, обнять и защитить, осушить слезы и сделать все, чтобы
не плакала никогда, защитить, заслонить плечом…
Вот оно! Вот оно, испытание, что посылает ему революция.
Легко было говорить красивые слова, ораторствовать на трибуне, призывать людей
все отдать революции. А вот сможет ли он сам отдать революции все, что у него
есть, самое дорогое? Раньше он не раз задавал себе этот вопрос и всегда отвечал
на него утвердительно, ничуть не колеблясь. Самое дорогое? Да что у него было!
Ни братьев, ни сестер, родители умерли давно. Легко было говорить тогда, когда
у него не было в душе ничего, кроме революции. И он отдавал ей себя, всего
целиком.
Но теперь… он осознал внезапно, что девочка, обнимающая его
колени, дорога ему, дорога безумно, он не представляет, как будет без нее жить.
А он, несомненно, ее потеряет, потому что сохранит твердость до конца и не
поддастся на ее уговоры. Вот оно, испытание!
Он сделал над собой усилие и оттолкнул Варю. Она осталась
лежать на полу, только смотрела на него, как испуганный зверек, снизу вверх. Он
сжал зубы до хруста, это помогло успокоиться. Так и должно было быть, воля у
него всегда была твердая.
– Ты не разжалобишь меня своими слезами, – глухо
произнес он, – напрасный труд. Твой брат – враг революции, а враг должен
быть растоптан.
Она поднялась молча и смотрела на него глазами, казавшимися
черными из-за расширенных зрачков. И он понял, что Варя – враг, потому что
никогда она не поймет его и не примет его сегодняшнего решения. Но он должен
довести до конца начатое, и немедленно, потому что просто не знает, как себя
вести с Варей дальше.
