– Есть, – коротко ответила Варя и выложила перед Саенко
чистый бланк с круглой страшной печатью «ГубЧК».
Саенко посмотрел на бумагу со смешанным выражением испуга и
уважения и перевел взгляд на Варю:
– Ну, Варвара Андреевна, теперь-то что! Теперь мы
запросто братца вашего вызволим!
Через полчаса Аграфена Никитична в совершенном изумлении
увидела, как из чулана вышли с самым решительным видом бравый кавалер Пантелей
Григорьевич и с ним небольшого роста худенький красноармеец с нежным девичьим
румянцем во всю щеку.
– Свят, свят, – перекрестилась беззащитная вдовица
при виде такого безобразия, но Саенко подмигнул ей и сказал:
– Ожидайте вскорости, Аграфена Никитична, с самыми
лучшими для вас известиями!
Аграфена Никитична снова без сил опустилась на табурет и
стала ждать.
А Саенко, выйдя на улицу и оглядевшись по сторонам, подошел
почему-то к поленнице. Там, раздвинув поленья, он вытащил две трехлинейные
винтовки Мосина. Одну протянул своему юному напарнику, и двое вооруженных
красноармейцев направились в сторону депо.
Возле страшного здания депо дремал на часах усатый немолодой
солдат. Саенко легонько ткнул его в плечо. Часовой вздрогнул и чтобы никто не
подумал, что он спит на посту, схватился за винтовку и рявкнул:
– Стой, кто идет! Стрелять буду!
– Спишь на посту, дура! – беззлобно ухмыльнулся
Саенко. – Не видишь, за арестантом пришли, приказ имеем.
Он помахал перед носом часового бумагой, не давая тому в
руки. Впрочем, часовой и не собирался читать приказ по причине неграмотности.
Он прислонил винтовку к стене и крикнул в темную железную фортку:
– Эй, крикните товарища Защипу! Тут какие-то за
арестантом пришли!
Ворота лязгнули, и на пороге появился матрос в кожанке.
– Ну, что тут у вас? – Матрос протянул за бумагой
огромную лапу, украшенную татуировкой в виде сабли, разрубающей мерзкую синюю
гидру. Саенко неохотно выпустил из рук драгоценный документ. Защипа внимательно
оглядел знакомую печать «ГубЧК, увидел подпись товарища Черкиза, которую Варя
очень похоже изобразила в чулане Аграфены Никитичны, и, не желая сообщать
всяким незначительным личностям о своей малой грамотности, вернул бумагу
Саенко, снисходительно разрешив:
– Прочитай сам, а то тут темно да буквы все какие-то
мелкие.
Саенко поднес бумагу поближе к свету и прочитал
замечательный документ собственного сочинения:
– «Незамедлительно выдать специальному уполномоченному
красноармейцу товарищу Саенко с помощником злостного контрреволюционера,
белогвардейского наймита Бориса Ордынцева с целью его дальнейшего препро…
препровождения для дознания его вреда против всемирной революции трудящихся
всех стран».
Матрос с уважением выслушал заковыристый текст и даже
крякнул в конце, будто рюмку водки выпил.
– Эх, завернул! – проговорил он радостно. –
Вот что значит – настоящий большевик товарищ Черкиз!
После этих слов Защипа гостеприимно распахнул створку
железных ворот и пригласил:
– Проходьте, товарищи, будьте как дома.
– Нет уж, мы только заберем своего буржуя и
обратно, – ответил Саенко без особенной радости.
Защипа вышел на середину большого каменного помещения и
гаркнул голосом, в прежние времена перекрывавшим шторм и грохот главного
калибра:
– Ор-р-рдын-цев!
Дремавшие в самых неудобных позах заключенные встрепенулись,
как от удара. Матрос, довольный произведенным эффектом, повторил:
– Котор-рый Ор-рдынцев! На выход!
– Новое дело, – забормотал спросонья рябой сосед
Бориса. – Раньше только с рассветом вызывали, а теперь ночь-заполночь
возить начинают…
Борис поднялся, обреченно оглянувшись на товарищей по
несчастью, на чьих лицах читалась явственная радость, что вызывают пока что
только одного Бориса, а значит, им осталось еще несколько часов, а то и дней
жизни. Рябой вздохнул сочувственно и произнес:
– Эх, ваше благородие, я тебе два дня отмерил, а эти
гады и того не дали…
Борис кивнул ему на прощание и пошел к выходу. В депо было
темно, и он не видел издали лиц двух красноармейцев, стоявших рядом с матросом.
Однако когда он приблизился, старший из двоих удивительно знакомым голосом
прикрикнул:
– Ну ты, гидра недорезанная, что еле тащишься? Шевелись
быстрее, товарищ комиссар ждать не любит!
Борис еле успел низко наклонить голову, чтобы матрос не
заметил его блеснувших глаз. Ай да Саенко, не подвел! А кто же второй?
Скосив глаза на молоденького красноармейца, он закусил губу.
Сердце пропустило удар. Варенька, сестренка!
– Забирай свою контру, товарищ! – доброжелательно
напутствовал матрос Саенко. – Смотри, чтобы не сбег, а то Черкиз – товарищ
строгий, как бы тебя самого к стенке не поставили в таком случае! Да бумажку-то
мне отдай – для отчетности!
Борис торопливо шагнул за порог депо, конвоиры,
демонстративно щелкая затворами, последовали за ним. Они не успели еще отойти
от ворот на десяток шагов, когда на дороге показался бешено мчащийся
автомобиль. Чуть ли не на ходу из кабины выскочил человек, с головы до ног
одетый в черную кожу, и бросился к воротам.
– Эй, Защипа! – закричал «кожаный», –
Отворяй! ЧП в городе! Черкиза убили!
– Ваше благородие, – вполголоса произнес
Саенко, – не суетись, не беги, а то стрелять начнут. И вы, барышня, тоже.
Идите как шли, только до пакгауза дойдете – сразу сворачивайте.
Борис шел, стараясь не торопиться. Ему казалось, что в спину
сейчас ударит пулемет Защипы. Однако позади все было тихо, Защипа с «кожаным»
разговаривали внутри депо. Еще десять шагов… Пять… Три… Борис завернул за угол
железнодорожного пакгауза и бросился бежать. Сзади, топая сапогами, догоняли
его двое «красноармейцев».
Глава 11
«Необходимо в тылу развернуть работу по-революционному.
Только так рабочие и крестьяне могут помочь в той борьбе, которую сегодня ведет
РККА».
В. Ленин. Известия ЦК РКП(б), 191
В кабинет Владимира Зеноновича Май-Маевского,
генерал-лейтенанта, командующего Добровольческой армией, вбежал адъютант,
штабс-капитан Макаров.
[9]
На нем лица не было.
– Ваше превосходительство, – доложил адъютант
срывающимся от волнения голосом, – на подступах к городу неожиданно
появилась огромная масса махновской конницы. Позицию держит батальон
корниловцев,
[10]
но надолго их не хватит. В городе войск нет…
