– Так куда же едем? – повторил калмык свой вопрос,
и чтобы вопрос этот стал еще более доходчив, казак подальше выдвинул Георгия
Ардальоновича за пределы вагона в степной тоскливый ветер.
– В Ценск… – еле слышно выговорил несчастный.
Несмотря на то что говорил он тихо, страшный калмык вполне
его расслышал и удовлетворенно кивнул. Казак тут же подтянул его поближе,
поощряя за правильный ответ.
– А к кому мы едем? – задал калмык новый вопрос.
Георгий Ардальонович растерянно молчал, и казак снова
высунул его подальше.
– Едет он к своим коллегам по петлюровскому
подполью, – послышался из темного угла тамбура негромкий, хорошо
поставленный голос. А Георгий Ардальонович и не заметил, что там стоит еще один
человек. – Это мы и так знаем, это нам неинтересно, – продолжал
невидимый человек из темноты, – а интересно нам другое. Нам интересно, кто
его должен встречать и где, какой пароль и что уважаемый Георгий Ардальонович
везет в своем вещмешке. Он нам сейчас все расскажет, у него и в мыслях нет
что-то утаить, он только очень перетрусил, и поэтому язык у него прилип к
гортани. Правда, Георгий Ардальонович?
– Пра-а-авда… – дрожащим голосом ответил
несчастный господин. Его била крупная дрожь, а тело от страха стало мягким, как
тряпичная кукла.
– Это хорошо, что он такой трус, – продолжал голос
из темноты, – он нам будет говорить правду, только правду и всю правду…
Итак, господин Синяго, давайте по пунктам. В Ценске вас встретят прямо на
вокзале?
– На вокзале… – как эхо повторил Георгий
Ардальонович.
– Кто?
– Не… не знаю…
– Верю. Они к вам сами подойдут?
– Д-да…
– Как узнают?
– Траурная лента на рукаве офицерской шинели… Лента у
меня в вещмешке приготовлена.
– Очень хорошо. Еще какие-нибудь приметы есть?
– Нет, больше ничего.
– Что они должны сказать?
– «Не нужна ли господину полковнику удобная квартира?»
– Ответ?
– «Извольте, только чтоб без тараканов».
– В лицо вас кто-нибудь из здешних знает?
– Нет, но им передали словесное описание.
– Что вы должны им передать и в какой момент?
– Передавать только хозяину конспиративной кварт??ры,
куда меня привезут. В вещмешке у меня листовки, личное письмо от Петлюры,
деньги, инструкция для здешнего подполья…
– Вот и славно, – донесся вполне доброжелательный
голос из темного угла тамбура. – Как вы думаете, Ельдигеев, наш новый друг
говорил нам правду?
Унтер-офицер из калмыков, к которому, по всей видимости, был
адресован вопрос, откашлялся и ответил:
– Так точно, ваше высокородие, он говорит правду.
– Видите, Георгий Ардальонович, господин Ельдигеев вам
верит. А он в этом смысле большой специалист, ему очень часто приходится
заставлять людей говорить правду. И я, честно говоря, тоже считаю, что вы
говорили правду – слишком уж вы боитесь, чтобы врать… Да, господин Синяго, вы
говорили правду, и только правду… Но вот всю ли правду? Может быть, вы что-то
важное от нас утаили?
– Нет-нет, – поспешно заверил Георгий Ардальонович
своего собеседника и тут же прикусил язык: если он все сказал, то он вроде бы
уже и не нужен…
– А мне все же кажется, вы скрыли от нас одну очень важную
вещь, – голос из темноты звучал еще более зловеще, – вы не сказали
нам, как зовут вашего человека, который погубил отряд генерала Дзагоева. Как
зовут вашего человека, засланного в отряд?
– Я… я не знаю… – пролепетал Синяго чуть
слышно, – эта информация чересчур важна, и наши здешние люди не рисковали
передавать ее, пользуясь случайными и ненадежными каналами. Я должен был узнать
это у них лично, при встрече.
Невидимый человек сделал, должно быть, какой-то знак, потому
что молодой казак далеко высунул несчастного Георгия Ардальоновича из поезда.
Казалось, еще вершок – и Синяго вылетит на полном ходу, размозжив голову о
насыпь.
– Нет! – взвизгнул он. – Не надо! Клянусь, я
не знаю его имени! Я говорю правду, правду!
– Что ж, – раздался голос из темноты, – я
снова верю вам. Вы так боитесь, что не смогли бы солгать. Но тем хуже для вас.
К сожалению, вы становитесь для меня опасным свидетелем, можете сорвать важную
операцию, а коли уж больше ничего не знаете – не смеем вас больше задерживать.
И тут же могучий казак разжал свою руку, которая удерживала
несчастного немолодого, насмерть перепуганного господина Синяго, и тот, жутко
вскрикнув, полетел вниз, на рельсы, под колеса бешено мчавшегося поезда…
Из темного угла выдвинулся на свет немолодой
представительный господин в такой же, как у Синяго, офицерской шинели без
погон.
– Как, Ельдигеев, – обратился он к
унтер-офицеру, – похож я на нашего друга?
Калмык с сомнением оглядел его и покачал головой:
– Извините, ваше высокородие, не слишком.
– Что же, наверное, я все-таки больше похож, чем вы или
Швидкой. Так или иначе, мы должны проникнуть в подполье. На наше счастье,
господа петлюровцы не видели Синяго, у них есть только словесное описание. А
сходство, Ельдигеев, – это дело наживное.
С этими словами господин в шинели раскрыл небольшой
чемоданчик, дал его подержать унтер-офицеру. Внутри чемоданчика обнаружилось
зеркало, и господин, глядя на свое отражение, начал что-то делать с собственным
лицом, будто он находился в театральной гримерной, а не в тамбуре мчавшегося по
степи поезда. Наведя себе глубокие тени под глазами и придав своему
выразительному чеканному лицу некоторую одутловатость, свойственную покойному
Синяго, господин намазал подбородок сильно пахнущей жидкостью и ловко приклеил
небольшую накладную бороду.
– Ну что, Ельдигеев, сейчас я стал больше похож на
Синяго?
Унтер-офицер еще раз осмотрел своего начальника и
удовлетворенно кивнул:
– Если у них только словесное описание, то вполне
сойдете.
– Ну и ладно.
Немолодой человек в офицерской шинели с острой бородкой
клинышком вернулся в тот же вагон, откуда ушел каких-нибудь двадцать минут
назад. О, чудо! Его место было свободно. Он сел туда же, где сидел прежде, и,
примостив вещмешок под скамейку, прикрыл глаза, как будто заснул. Двое солдат,
его соседей, продолжали рассказывать друг другу истории из своей богатой
событиями жизни. Покосившись на вернувшегося господина, они ничего странного в
нем не заметили и не прервали разговора.
– Стою на часах, место открытое, всешеньки видно, как
на блюдечке. Хлоп! – пуля мне в левое плечо вскочила. Хлоп! – вторая
сквозь шинель. Еле ружье поднял, уйти же без смены нельзя. Тут хлоп! –
третья пуля, мимо! Тут и наши пули завизжали, меня перевязывать стали…
