За короткое время Борис познакомился с четырьмя из пяти
подозреваемых офицеров, и его смущает некоторая нарочитость в их поведении.
Азаров со своей любовью, поручик Осоргин, белеющий от злобы, у него явно не в
порядке психика. И ротмистр Мальцев – этакий добродушный дядюшка, готовый обо
всех печься и заботиться. И Антон Бережной, сама картинная внешность которого
наводит на мысли о театре. Горящий взгляд, серьга в ухе, шашка, кубанка… Хоть
сейчас портрет пиши.
Глава 3
«Ставится задача превратить Советскую республику в единый
военный лагерь не на словах, а на деле, работу всех учреждений перестроить
по-военному. При организации агитации и пропаганды разъяснять трудящимся, что
Деникин, так же как и Колчак, является ставленником Антанты».
В. Ленин. Известия ЦК РКП(б), 1919
Княгиня Задунайская занимала весь верх большого каменного
дома на главной улице города Ценска. Большой желтый, с белым, дом в стиле
александровского ампира, с треугольным фронтоном в центре фасада напоминал
какой-нибудь старинный особняк в центре Москвы, и было удивительно видеть его в
захолустном Ценске. В помещения, занимаемые княгиней, вела широкая мраморная
лестница. В комнатах было просторно и натоплено, но воздух, несмотря на это,
был свеж.
– Располагайся, Борис Андреевич, посиди со старухой. А
ты, Сонечка?
– Я, Анна Евлампиевна, пойду к себе.
Борис вскочил, подбежал к молодой женщине и заглянул ей в
глаза:
– Ах, прошу вас, Софья Павловна, не уходите! Вы так
украшаете собой все вокруг!
Софья Павловна взглянула на него с удивлением.
– Посиди с нами, Сонюшка! – поддержала Бориса
старая княгиня. – А то обожатель твой и двух слов с тобой сказать никому
не дает.
Бориса понесло. Он сыпал анекдотами, припоминал забавные
случаи с петербургскими знакомыми, происшедшие с ними до семнадцатого года.
Все, что случилось с людьми потом, никак нельзя было назвать забавным. Борис
сел так, чтобы Софья Павловна не могла выскользнуть из комнаты незамеченной, и
между делом прислушивался к происходящему на улице.
Дело в том, что еще в ресторане, когда княгиня торжественно
усаживалась на извозчика, Борис успел передать через мальчишку записку для
Саенко. В ней он писал, чтобы Саенко не мешкая направлялся к дому княгини и
тихонько ждал там, наблюдая, не выйдет ли кто тайком. Если выйдет женщина, то
Саенко следовало идти за ней и ни в коем случае не выпускать ее из виду, а
иначе будут у них у всех большие неприятности. И вот наконец с улицы раздался
знакомый резкий свист. Борис тешил себя надеждой, что никто, кроме него, не
обратил на свист внимания.
Наконец княгиня зевнула и поднялась.
– Ладно, батюшка Борис Андреевич, повеселил ты нас.
Завтра увидимся, а теперь пора на боковую.
Борис попрощался со старухой, потом заглянул в фиалковые
глаза, надеясь найти там смятение, страх, злобу, наконец, но там было
непроницаемо. Он сказал на прощание дежурный комплимент, его поблагодарили
кивком.
Княгине прислуживали двое: горничная и лакей, он же кучер в
одном лице. Эта пара была взята княгиней с собой из Москвы и очень ей предана.
Лакей Федор проводил Бориса до выхода и, закрыв за ним, накинул на дверь
здоровый железный крюк.
У крыльца горел фонарь, так что Борис сразу сделал два шага
влево, чтобы выйти из круга света. Кто-то дернул его за рукав в темноте.
– Саенко, ну как тут?
– Все тихо, ваше благородие, никто из дому не выходил.
А кого ждем-то?
– Знакомую я, братец, встретил. Баронессу Штраум. Очень
нужно мне с ней словечком перекинуться не при посторонних.
Борис мучительно думал, что сейчас может предпринять
баронесса. Если бы он был на ее месте, он попытался бы сбежать. Но у Бориса к
ней множество вопросов, да еще можно воспользоваться знакомством ее с
полковником Азаровым и кое-что выяснить.
– Вон ее окна, – шептал Саенко, – как раз с
краю.
В двух крайних окнах мерцал свет и двигался стройный силуэт.
– Что, так и будем всю ночь караулить? – бубнил
Саенко. – А может, она никуда и не денется?
– Денется, Саенко, еще как денется. В Феодосии всех
вокруг пальца обвела. Так, обратно меня ни за что не впустят. Она на людях со
мной и знаться не желает, притворяется, что незнакомы.
– А давайте я вас, ваше благородие, подсажу, –
деловито предложил Саенко, которому хотелось спать. – Если вон за ту трубу
зацепиться, а потом тем карнизом пройти, то аккуратненько в ее окно попадете. А
оно не притворено. Мужчина вы молодой, сильный, тихонечко пролезете и
побеседуете. А я на всякий пожарный случай внизу постою. Уж если скандал
выйдет, прыгайте прямо вниз, в клумбу, авось ничего себе не сломаете – этаж-то
второй.
– Давай, Саенко, – решительно согласился Борис.
Дом стоял тихий и темный, только в двух крайних окнах слабо
мерцал свет. Борис легко оттолкнулся от спины Саенко, левой рукой зацепился за
трубу, она, как ни странно, выдержала, даже не скрипнула. Карниз тоже был
крепок. Вот и окно. Чувствуя себя одновременно Дон Жуаном, д’Артаньяном и
Дубровским, Борис слегка надавил на створки окна. Они поддались. Отогнув
краешек занавески, он заглянул в комнату. В обозримом пространстве никого не
было. Комната была очень уютна, на полу – ковер, на туалетном столике стояла
свеча. Борис перекинул ногу через подоконник и по возможности мягко спрыгнул на
персидский ковер.
– Сделайте два шага вперед и держите руки на
виду! – послышался тихий, но твердый голос.
Софья Павловна вышла из алькова совершенно одетая. О
серьезности ее намерений говорил направленный в грудь Борису маленький дамский
«браунинг». Борис улыбнулся. Развел руки в стороны и сделал два небольших шага
вперед.
– Только не уверяйте меня, что станете стрелять! –
усмехнулся он.
– А почему вы думаете, что не стану?
– А потому что вы умная женщина и не хотите привлекать
к своей особе лишнее внимание. Вы прекрасно знаете, что я залез к вам в окно
совершенно не для того, чтобы вас обокрасть или, паче чаяния, еще как обидеть.
И если бы вы сегодня вечером подали мне какой-нибудь знак, сами назначили
встречу, то я никогда бы не осмелился…
И поскольку она молчала, Борис высказался более жестко:
– Слушайте, опустите же револьвер, предложите мне сесть
и закурить. Давайте мы с вами, дорогая Софи, выкурим трубку мира и закопаем
топор войны хотя бы на время.
Успокоенный ее молчанием, он сделал было шаг к маленькому
диванчику.
– Стойте на месте! – прошипела она, и фиалковые
глаза грозно блеснули.
– М-да, надеюсь, что вы умеете обращаться с этой
игрушкой и не потеряете самообладания, – грустно промолвил Борис.
