— Что же это за средство?
— Армия, — вздохнул граф. — Давай, парень, созывай совет. Я знаю своих рыцарей: без шума и злословия не обойдется, но в бой они пойдут.
Паж в этом сомневался.
— Они очень рассердятся, мой господин. Вы уверены, что они будут сражаться?
— Еще как уверен, — сказал граф. — А если не будут, герцог их убьет.
— За что?
— За нарушение присяги, которую они мне принесли. Не мешкай, парень, собирай совет.
Паж кивнул. На душе у него было невесело. Он тревожился не столько из-за графа (сегодня этот сумасброд обошелся с ним еще мягко, мог бы и похуже), сколько за себя. Люди герцога наверняка ворвутся в замок, перевернут все вверх дном, станут насиловать женщин, графа упрячут в темницу, а пажу дадут пинка под зад и велят убираться в родительский дом.
Но служба есть служба. Выйдя от графа, паж двинулся по замку, громко выкликая:
— Граф созывает совет! Всех благородных рыцарей приглашают на совет к его сиятельству!
Борка послали за элем в холодный погреб под кухней замка. Пройдя вдоль рядов бочек, он выбрал одну и взвалил ее на плечи. Нельзя сказать, что он поднял бочку играючи, но под ее тяжестью даже не согнулся. Наклонив голову (потолок здесь был очень низким), Борк медленно двинулся вверх по ступенькам. Такую бочку могли поднять только двое обычных мужчин, и то с сопением и кряхтением, а на перетаскивание нескольких бочек в графском замке раньше тратили добрую половину дня. Однако Борк был великаном или, во всяком случае, считался таковым по меркам того времени. Сам граф едва дотягивал до пяти футов, а Борк был выше его на целых два фута и имел силу быка.
Завидев его, люди расступились.
— Ставь сюда, — велел повар, занятый приготовлением обеда. — Только не урони.
Парень не уронил тяжеленную бочку и не рассердился на воркотню повара, считавшего Борка тупицей и растяпой. Эти слова великан слышал всю жизнь, едва ли не с трехлетнего возраста, когда стало ясно, каким он вырастет. «Сила есть — ума не надо». Рослых и сильных всегда считали тупицами и растяпами, и в этом была доля правды. Борк был настолько силен, что нередко совершал то, о чем и не помышлял, — не по худому умыслу, а случайно.
Однажды учитель военного дела, восхитившись силой Борка, предложил научить его драться на тяжелых боевых мечах. Борку тогда исполнилось двенадцать, но мальчишка легко размахивал увесистыми взрослыми мечами.
— А теперь давай, нанеси мне удар, — велел Борку учитель.
— Меч-то острый. Больно будет, — простодушно заметил юный великан.
— Не беспокойся. Я не подпущу тебя близко.
За свою жизнь этот человек обучил искусству сражения как минимум сотню рыцарей, но никому из них не удавалось его достать. Поэтому, когда Борк замахнулся тяжелым мечом, учитель и не подумал заслониться щитом. Он никак не мог предвидеть, какой чудовищный удар нанесет ему этот мальчишка, но меч Борка легко пробил щит. Сам того не желая, Борк отсек учителю левую руку по самое предплечье — еще немного, и меч вонзился бы тому прямо в грудь.
Да, неуклюжим парнем рос этот Борк! Трагический случай с учителем положил конец его мечтам стать рыцарем: оправившись, калека потребовал, чтобы Борка отправили на кухню или в кузницу. Пускай себе рубит пополам говяжьи туши и тащит к огню. Если дать ему топор побольше, не пройдет и получаса, как он свалит здоровенное дерево, а за день обеспечит замок дровами на целый месяц.
Паж, наконец, добрался и до кухни.
— Слушай, повар, граф созывает рыцарей на совет. Им понадобится эль. Много эля.
Повар смачно выругался и запустил в пажа морковкой.
— У графа семь пятниц на неделе! Вечно добавит мне работенки.
Когда паж скрылся, повар повернулся к Борку.
— Волоки бочку в зал, да поживей. Только не урони по дороге.
— Не уроню, — пообещал Борк.
— Не уронит, как же, — пробормотал повар, рассерженный капризами графа. — Силы, как у быка, но и ума не больше.
Борк потащил бочку в большой зал. Там было холодно, хотя снаружи вовсю светило солнце. Впрочем, во всем замке было холодно и мрачно — поскольку на дворе стояла весна, дрова берегли.
Рыцари неторопливо сходились в большой зал и усаживались на длинные скамьи вокруг массивного щербатого стола. Они не забыли прихватить с собой кружки; на советах графа эль всегда лился рекой. В детстве Борк любил смотреть, как рыцари упражняются с оружием, но, повзрослев, понял, что кружками они владеют лучше, чем мечами. Да и застолья кажутся им куда привлекательнее войны.
— А-а, Задира Борк пожаловал, — приветствовал его один из рыцарей.
Борк слегка улыбнулся. Он давно научился не обижаться на это прозвище.
— Как поживает конюшенный Сэм? — язвительно спросил другой рыцарь.
Борк покраснел и молча побрел обратно на кухню. От нечего делать рыцари вовсю смеялись над его скудоумием.
— Откуда же взяться мозгам, если у него все в рост пошло, — заявил один из графских вояк.
— А жрет он, должно быть, как лошадь, — отозвался другой, скривив губы в ехидной усмешке. — Наверное, поэтому минувшей зимой и разразился таинственный падеж среди овец.
Раздался взрыв хохота, который сопровождали громкие удары кружек по столу.
Вернувшийся на кухню Борк весь дрожал. Ему никуда было не скрыться от насмешек рыцарей, они доносились даже сквозь каменные стены.
— Не серчай на них, парень, — сказал повар. — Они ж не со зла, просто подтрунивают.
Борк кивнул и улыбнулся. Так было всегда — над ним постоянно подтрунивали, и Борк знал, что иного отношения не заслуживает. Люди вправе были обращаться с ним жестоко, ведь не зря его прозвали Задирой Борком!
Когда Борку было три года, он уже выделялся среди других детей ростом и силой. Тогда у него был единственный дружок — красивый деревенский мальчишка по имени Мигун, обожавший играть в рыцарей. Из лоскутов, кусков кожи и полосок жести этот парнишка смастерил себе доспехи, а из сломанных вил, найденных возле свиного хлева, сделал копье.
— Ты будешь моим боевым конем, — объявил Борку Мигун.
Взобравшись на спину приятеля, он часами ездил на нем, и Борк ничуть не возражал: ему очень нравилось быть рыцарским конем. По сути, то был предел его мечтаний, хотя потом Борк удивлялся, как это он позволил навязать себе столь унизительную роль. Однажды Сэм, сын конюшенного, принялся высмеивать неказистые доспехи Мигуна. Дело кончилось дракой на кулаках, и Сэм до крови расквасил Мигуну нос. Тот застонал так, словно был при смерти, и Борк решил расквитаться за друга. Сэм был старше его на целых три года, но это не помешало Борку как следует отколотить обидчика.
С тех пор Сэм страдал косноязычием и часто падал. Челюсть, которую в нескольких местах сломал ему Борк, плохо срослась, и он оглох на одно ухо.
