Чуть позднее Штефан застал ее в гостиной. Девушка с ногами забралась на диван и читала книгу. Мокрые волосы толстыми темно-рыжими змеями свисали над раскрытой страницей. Кристина подняла голову и поправила очки.
— Ты из того ружья на войне стрелял? — спросила она без всякой преамбулы, точно они это уже обсуждали.
— Нет, ружье охотничье. И конечно же, не заряжено.
Штефан присел на краешек дивана. Кристина тотчас подтянула колени к груди, между пуговицами блузки появились дыры, и Штефан разглядел ложбинку груди. Нормальное, а не болезненно худое тело до сих пор удивляло.
За стеклами очков ее глаза были огромны, текучи, она как будто и не видела его толком.
— Ой, — сказала она, — нам запрещено целиться в людей, даже если ружье не заряжено. Раньше папа, то есть Джордж, брал на охоту Тоби. Тоби вернулся в Америку.
Штефан понятия не имел, кто такой Тоби. Кристинин друг? Брат? Девушка вытянула ноги, и Штефану стало негде сидеть. Он поднялся. Наверное, в комнате, где полно людей, Кристина будет неподвижной осью, вокруг которой устраиваются остальные.
— Какую музыку любишь? — спросила Кристина. Она моргала, словно гигантский птенец на ярком свету. «Шумана», — хотел ответить Штефан, но не успел. Девушка закрыла книгу заложив страницу пальцем. — Тебе нравится «Чу Чу Ч'буги»? Луис Джордан и «Тимпани файв»? Это любимая песня Элис. Раньше она «Пленника любви» обожала, довольно долго. А я у Перри Комо больше люблю «В погоне за радугами».
Имена и названия не говорили Штефану абсолютно ничего. Как будто она и не по-английски говорила.
— Ружье у меня не заряжено, — повторил он. — И оно очень старое.
— Элис охоту ненавидит, — сообщила Кристина. — Мол, несправедливо, люди стреляют в беззащитных зверей и птиц. Мама говорит, что убийство не для девушек, то есть что девушки не должны никого убивать. — Кристина сняла очки и поправила влажные волосы. — А я мечтаю научиться стрелять. — Ее улыбка получилась упрямой и бесхитростной. — Научишь, когда на каникулы приедешь?
Проблема почти решилась, Штефану и стараться не пришлось.
— Научу с удовольствием, — пообещал он, выждав, когда Кристина перестанет улыбаться. — Но пусть ружье останется нашим маленьким секретом. (Девушка посмотрела на него испытующе, словно пытаясь раскусить.) Только найди подходящее место, — тихо добавил Штефан, — где нас никто не услышит.
Кристина залилась румянцем и уставилась в книгу. Штефан понял: про ружье она никому не расскажет.
В последний вечер в гостинице миссис Маккрей разрешила завести свой граммофон. Об этом она объявила за десертом, положив у горшочка с заварным кремом пакетик игл.
— Мистер Мендер, смею предположить, вы умеете и заводить, и иголку чистить, и так далее. — сказала она Джорджу. — Если молодые люди захотят потанцевать, пожалуйста, проследите, чтобы они соблюдали приличия.
— Обязательно прослежу, — пообещал Джордж. — Вы очень любезны, миссис Маккрей. Девочки, скажите спасибо.
Кристина не рассчитывала, что у миссис Маккрей найдутся приличные пластинки, вроде Фрэнки Лейна или Джонни Мерсера
[1]
. Предчувствие не обмануло: все пластинки были такими старыми, что Элизабет захлопала в ладоши и сказала, что их помнит.
Зато Штефан танцевал куда лучше, чем думала Кристина, хотя очень напоминал пугало на сильном ветру и занимался исключительно Мод. Он позволил малышке встать себе на ноги и танцевал с ней джигу под «Девять миль до Тен-Тен-Теннесси» и «Разметая тучи»
[2]
.
Кристина танцевала с Джорджем. Джордж танцевал с Элизабет. Подошли и другие гости — старые сестры Форти, которые сидели на жестких стульях и топали в такт мелодиям. Мистер Демарн заявил, что любит духовую музыку, желательно марши, и через десять минут ушел.
Ровно в девять миссис Маккрей принесла поднос с какао.
— Всем доброй ночи. — Она закрыла камин заслонкой и унесла пластинки.
— Пора попрощаться со Штефаном, — сказала Элизабет. — Рано утром он уедет в школу-интернат.
Кристина гадала, что он скажет другим мальчишкам и как его примут, — Штефан выглядел слишком взрослым, чтобы сидеть за партой. Он может притвориться кем угодно, и ему поверят.
— Мод, попрощайся со Штефаном, — велела Элизабет.
— Нет! — Девочка цеплялась за него, как обезьянка, пока мать не отлепила ее и не повела в спальню.
— До свидания, Кристина, — произнес Штефан. Он стоял у дальней стены, спрятав руки в карманы. После танцев с Мод его золотистый ежик топорщился. Кристина не знала, на что решиться. Они не увидятся до пасхальных каникул… Будь Штефан родным братом, она чмокнула бы его в щеку или нет? Сестра должна сказать «Счастливо!», легонько пихнуть кулаком в плечо, чмокнуть, обнять? Или действовать смелее, как Люси Ханичёрч у Форстера в «Комнате с видом»?
Кристина протянула руку. Штефан поцеловал ее пальцы и, судя по всему, нисколько не смутился.
Ночной сумрак посерел, и оранжевая заря высветила холмы. Закутавшись в дорожный плед, Кристина сидела у окна гостиной и ждала, когда Элизабет приведет из спальни Мод. Джордж занимался багажом. Штефан уже уехал.
Над озером клубилась дымка. У самой воды, низко опустив голову, стоял олень.
— Смотрите! Смотрите! — закричала Мод, вбежав с гостиную. — Я хочу оленя еще больше, чем пони!
— Тише, другие гости еще спят, — зашептала Кристина. — Этот олень готов умереть. Они всегда стоят неподвижно, когда чувствуют, что бегать больше не могут.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все. Олень сегодня умрет. Он сам это чувствует.
— Нет, он только просыпается, как мы утром! — закричала Мод. — Ничего ты не знаешь!
— Тише, девочки, еще очень рано. — В гостиную вошла Элизабет. — Где Джордж? Моди, никуда не убегай! Нам скоро уезжать. Если придется тебя искать, я рассержусь. — Она положила пальто и перчатки в кресло и вышла на крыльцо. Из-за двери донесся ее негромкий голос: — Джордж, ты заплатил по счету? Вещи уже в машине? Девушки с кухни очень старались, давай оставим им что-нибудь.
— Все уже сделано.
— Спасибо. Времени в обрез, пора выезжать, не то на поезд опоздаем. (Щелк — Элизабет захлопнула сумочку.) Надеюсь, Штефан благополучно доберется. Один все-таки…
