– Я их не боюсь, – сказал Лешка с вызовом. Таранов посмотрел на него внимательно. Подумал: пацан… совсем еще дурак. Сказал:
– Это правильно… бояться не надо. Но помнить о том, что они опасны и жестоки, надо. Через несколько дней я поеду в деревню, в отпуск. Раньше никак не получится – надо похоронить Рыжика и маленько подлечить руку. А денька через три-четыре вполне реально. Поедешь со мной, Леша?
– А тебе это нужно? – спросил Лешка.
– Конечно. Считай, что я тебя еще вчера пригласил.
– Вчера было другое. Вчера ты пригласил меня из-за Иры, – ответил Лешка, глядя в стол. Иван подумал, что сейчас он заплачет… так и произошло. Как его утешить, Таранов не знал. Он сидел, молчал и слушал, как плачет никому не нужный пацан. За окном шумел ливень, и отчего-то казалось, что он никогда не кончится, что он – навсегда… Что все парашютисты расстреляны в воздухе… А все вампиры живы.
Э, нет, ребята, так не пойдет! Так не пойдет, ребята. Я не могу перебить всех палачей, но уж до одного-то Палача я доберусь обязательно… или он доберется до меня.
* * *
Под вечер приехал Лавров. Посмотрел руку, поколдовал немного и сказал:
– Ерунда. Вывих и небольшое растяжение. Три-четыре дня покоя – и будешь как новенький…
– Как новенький уже не буду, – ответил Таранов.
– Тогда – почти как новенький… водку всю выпил?
– Осталось, – Таранов открыл холодильник и достал початую бутылку.
– Небо! – воскликнул Лавров. – Небо не видело такого позорного поцака, как ты, Скрипач.
– Ку, – буркнул Таранов, наливая водку.
Выпили, закусили. Лавров, кивнув в сторону комнаты, спросил негромко:
– Что за пацан?
– Племянник, – осторожно сказал Таранов.
– Что-то я раньше ни про какого племянника не слыхал.
Таранов сосредоточенно резал сыр и ничего не ответил. Лавров понял, помолчал, закурил и заметил нейтрально:
– Хорошая водка… Как сам-то?
– Да ничего, Валя, все нормально. Заживет рука – в деревню уеду. Я же в отпуске.
– Счастливый человек, – вздохнул Валентин, – а я уж отгулял.
– Еще по соточке?
– Странный вопрос, майор. Когда это костоправы отказывались от водки? Наливай, Ваня.
Снова выпили, пожевали сыру и помидоров. Потом Иван придвинулся к гостю и спросил:
– Скажи, Валя, что ты как врач можешь сказать о наркомании?
– Вообще-то я не нарколог, – ответил Лавров и покосился на дверь. Иван встал, прикрыл.
– Поставлю вопрос более конкретно: каковы шансы наркомана освободиться от зависимости?
– Вопрос, конечно, интересный, – серьезно произнес Лавров, внимательно глядя на Ивана, – глобальный и, одновременно, строго индивидуальный. Каждый конкретный случай нужно рассматривать отдельно. Все зависит от вида наркотика, длительности употребления, дозы и личности больного. Хочешь, я устрою тебе консультацию у хорошего специалиста?
Иван подумал немного, потом сказал:
– Не надо. Я просто хотел услышать твое мнение.
Лавров пожал плечами:
– Я хирург, Ваня… Мое мнение? Я думаю, что процентов девяносто девять наркоманов – я имею в виду в первую очередь героинистов – обречены. Впрочем, если стаж невелик (Лавров вопросительно посмотрел на Ивана, но Таранов индифферентно курил и никак не реагировал)… если стаж употребления невелик, а личность достаточно волевая и есть кому поддержать… то, может быть, и получится. Но я реалист и не особо в это верю, Ваня.
Валентин умолк, затянулся сигаретой и добавил:
– Помощь нужна, Таран?
– Нет, Валя, все в порядке…
– Ну, смотри сам, Ваня. Я только напомню тебе слова полковника Аркадьева.
– Который читал курс «Агентурная работа»?
– Ага… Я напомню его слова: никогда не доверяйте наркоману.
– Я помню.
– А мне кажется, ты забыл, Таран.
Таранов промолчал. Больше к этой теме не возвращались.
Ночью, как всегда, прилетел «Ирокез». Как всегда, шестиствольный «Вулкан» бил очередями, а капитан Таранов бежал вдоль реки.
* * *
Палач поехал с докладом к Сыну. Грант уже перебрался в квартиру покойного Папы – огромную, двухуровневую, занимающую весь семнадцатый этаж и часть верхнего этажа в новом доме на углу проспектов Науки и Гражданского. Здесь Виктор Тришкин никогда не бывал. Он, бывший майор уголовного розыска, отвечал у Папы за «контрразведку» и силовые акции, был лицом не последним, но домой покойник никогда его не приглашал. Отчасти это объяснялось тем, что Папа все-таки питал неласковое чувство к ментам. Пусть и к бывшим. Разумеется, Папа давно перешагнул некую невидимую границу, которая отделяет обычного уголовника от мира бизнеса. Разумеется, Виктор Тришкин был не единственным бывшим ментом в его команде… Папа уже давно имел связи в мире банкиров, политиков, людей искусства, журналистов. Папа имел контакты в руководстве ГУВД. Но был, был некий барьер… Виктор Тришкин его хорошо ощущал. Для покойника он никогда не мог стать стопроцентно своим.
А вот при Сыне появлялся шанс сделать карьеру.
Палач припарковался на закрытой – только для жильцов дома и их гостей – стоянке и вошел в холл первого этажа. Охранник был предупрежден. Он вежливо попросил показать какой-нибудь документ, Палач предъявил права и был пропущен.
Просторный, бесшумный, сверкающий лифт фирмы «Отис» поднял Виктора Тришкина на семнадцатый этаж. На площадке с обильной зеленью в керамических горшках находилась одна-единственная дверь без признаков замков и глазка. Но две телекамеры в углах брали Палача в поле зрения крест-накрест. Кнопки звонка рядом с дверью тоже не было. Однако когда Виктор подошел к двери, из-под потолка раздался голос: входите. Тихо щелкнул электромагнитный дистанционный замок, Палач вошел в холл. Это была еще не квартира – всего лишь первый бастион. В углу, за обычным письменным столом с мониторами, микрофоном и телефоном сидел охранник.
– Подождите пять секунд, – сказал охранник. – Сейчас подойдет помощник Гранта Витальевича и проводит вас.
Спустя несколько секунд действительно появился помощник, кивнул Палачу, и они вошли еще в одну дверь – теперь уже в квартиру… Ее роскошь ошеломляла не меньше, чем размеры.
– Грант Витальевич ожидает вас в альпинарии, – сказал помощник. – Прошу.
Он распахнул дверь… И ошеломленный Палач замер. Одна стена просторного зала была стеклянной, прозрачной. За стеклом горело закатное небо, а здесь, в зале, росли цветы, небольшие деревья и шумел водопад. Закат пылал, рукотворный оазис казался земным раем.
– Ну, что встал, Виктор? – раздался голос Сына. – Поднимайся.
