– Мне надо, – произнес Волк. – Мне позарез надо.
– Надо, – проворчал Таранов. – Всем надо… ну, допустим, я тебе верю. А этот твой электрик – он что за конь? А братины твои на воле – они кто такие? Может, они под ментами давно. Что мы трем сейчас с тобой, Рома? Почему я Колобка завалил? Так мне, Рома, этот вопрос и менты задавали. Они, кстати, тоже с воли. Может, ты их имеешь в виду, когда мне вопросы задаешь? А, друг ты мой задушевный?
Волк несколько оторопел от напора Таранова. Сказал:
– На воле… на воле люди проверенные. Электрик? Этого я лично не знаю. Но его на денежный крюк подцепили. Нету крюка надежнее, Пивовар. Не сорвется – ему дочку лечить надо. А что касается меня… ой, сложно вопросы решаешь, Пивовар, ой, сложно.
Но они уже были «скованы одной цепью». Их обоих уже манила запретка. Таранову было понятно, что без Волка он навряд ли выберется из тюрьмы. Но и Волк делал ставку на силу, ловкость, опыт Ивана.
Спустя два дня он возобновил разговор:
– Надумал? – спросил Волк, не уточняя вопрос. Таранов покатал желваки и равнодушно сказал:
– Мне по-любому нужно срываться.
С этого момента теоретические рассуждения перешли в практическую плоскость.
История побегов богата: она включает в себя обширнейший арсенал приемов и средств. От элементарного подкупа охраны до рытья подкопов. А в промежутке тоже полно всякой экзотики: узники выходили на волю через подземные коллекторы, улетали на воздушных шарах, дельтапланах и вертолетах, в бочке золотаря или переодевшись охранником, священником, доктором и т. п. Даже прикинувшись мертвецом… Весь этот романтический бред Таранов и Волк отбросили сразу. Ясно было одно: необходимо вырваться из корпуса.
Реальных путей было три: дверь, окно и крыша… Это – в теории, на практике все три пути были закрыты. Закрыты решетками. Тщательный осмотр оконных жалюзи в хате показал, что даже при наличии инструмента выломать их весьма непросто. Да и не было никакого инструмента. Решетка, закрывающая прогулочный дворик, тоже была замурована… Оставалась дверь. Но для того, чтобы добраться до двери, необходимо преодолеть десяток решеток, коридоры, лестничные пролеты и несколько постов охраны.
Этот путь казался наиболее сложным, но… он же содержал самое слабое в системе звено. Оно называется – человек. В каждой решетке, отделяющей коридор от коридора, этаж от этажа, пост от поста, есть дверь. Дверь заперта на замок. А ключ от замка находится в руках человека.
Волк и Пивовар поссорились. Поссорились вдрызг, на глазах у всей хаты. Никого это особенно не удивило – в напряженной атмосфере тюрьмы ссоры вспыхивают спонтанно, мгновенно. Из-за карт, случайно оброненного слова, косого взгляда. Просто потому, что нервы ни к черту. И часто ссоры заканчиваются дракой или убийством… Пивовар и Волк поссорились, многие в хате позлорадствовали. Жалели, что до драки не дошло.
А до нее и не могло дойти: было бы, по меньшей мере, глупо влететь в ШИЗО за неделю до побега.
Одессит мотал уже третий срок. Все – за мошенничество. Одессит имел весьма респектабельную, солидную внешность. Раньше работал под журналиста, а после Горбачевской перестройки – под носителя древней дворянской фамилии. За некую сумму (от сотни баксов до пяти тысяч) присваивал дворянство и титулы новым русским. Подкреплял княжеские и прочие звания грамотами с орлами, печатями, коронами и мечами. Попадался Одессит исключительно по пьянке. Так входил в образ, что и сам начинал верить в свое исключительное происхождение, и – пошел куражиться… Последний раз он, будучи пьян в дым, начал «строить» на улице милицейский наряд. Менты гнева «потомственного аристократа» не испугались и предложили предъявить документы. Одессит предъявил аж три паспорта. Один на фамилию Пастушенко, другой – Романов, третий – Гогенцоллерн.
Дворянство Пастушенко – Романова – Гогенцолерна было, конечно, липовым. Грамотки – тоже, так как рисовал их Одессит сам. Но мастерски рисовал. А еще он умел лепить из жеваного хлеба фигурки. И благодаря этому жил в тюрьме весьма не худо.
За день до того, как Пивовар и Волк «поссорились», Волк подозвал к себе Одессита.
– Слушай, Одесса, – сказал Волк, – дело есть. Слепишь мне из хлебца пару безделушек?
– Почему нет, сударь? – ответил Одессит с большим достоинством. – Что вы желаете? Работаем на любой мотив – от эротического до религиозного.
Волк объяснил, что он желает, и Одессит задрожал.
– Рома! – сказал он. – Роман! Пощади.
– Цыц, гнида, – прошипел Волк. – Сделаешь.
– Да я… да мне…
– Сделаешь, Одесса. Иначе переедешь под шконку.
Одессит сник. Он отлично понимал, что как Волк сказал, так и будет. Он попробовал отговориться незнанием:
– Да я же, Рома, их в руках никогда не держал. Не видел даже… как же я сделаю?
– К Пивовару подойди, он все объяснит.
Пивовар долго втолковывал убитому Одесситу, что нужно. И Одессит тайно, по ночам, начал лепить «безделушки»… Первый образец Таранов забраковал. Второй – тоже. А третий одобрил. После этого «безделушки» были окрашены фломастером, а Таранов приступил к слесарным работам – из ложек и гвоздей он изготовил две изогнутых железяки и кольца. «Присобачил» железки к «безделушкам», и получилось… две гранаты Ф-1. Выглядели они весьма убедительно.
Глава 4
ДОЛЛАРЫ, ГРАНАТЫ И КРЫСЫ
У Оксаны – дочери электрика Николая Николаевича Гришина – было редкое заболевание почек. Оксана была единственным ребенком четы Гришиных. И поздним: когда девочка появилась на свет, Николаю было сорок четыре года, а его жене Алле – сорок один. Девочка родилась слабенькой, недоношенной – еле выходили. Но настоящая беда ждала впереди – у Оксаны обнаружилась редкая нефропатология. Все деньги уходили на лечение дочери. Некогда благополучная семья уже продала и дачу и автомобиль. Это, однако, не решило проблемы. Требовалась операция, но операций такого рода в России не делали. Их делали в Израиле и Австрии. Гришины обошли все известные «фонды» и благотворительные организации. Писали письма политикам, бизнесменам, депутатам. Иногда им даже не отвечали, иногда подкидывали какую-то мелочишку. Один очень известный «фонд» имени одного очень известного деятеля прислал десять килограммов детского питания… срок годности которого истек полгода назад.
Николай Гришин крутился на двух работах, брался за все халтуры, но было совершенно очевидно, что, даже если он будет работать по двадцать четыре часа в сутки – никогда не собрать им тридцать тысяч долларов – Оксана обречена.
… Танцор предложил пятьдесят тысяч. Пятьдесят тысяч баксов только за то, чтобы отключить на десять-пятнадцать минут освещение в тюрьме. Понимал ли инженер-электрик Гришин, зачем это нужно? Разумеется, понимал… Он без колебаний сказал: да, я могу это сделать. Но деньги вперед.
Пятьдесят тысяч долларов США – пять пачек, перехваченных желтыми резинками, – Гришин получил утром двадцатого апреля. Волнуясь, он пересчитал деньги. Слегка дрожали пальцы, лоб покрылся испариной. Танцор смотрел на него с презрением.
