Это «недалеко» оказалось в четырех часах прогулки по тайге.
Остановившись на одной из многочисленных лесных полянок, похожих друг на друга, как хохол на белоруса, Евстрат сказал:
– Жди меня здесь.
И исчез между деревьями.
Я ждал его около получаса, и, наконец, он появился совсем с другой стороны, держа в руках небольшой сверток.
Подойдя ко мне, он сказал:
– Держи, Коста. Делай, что хочешь, но Алешу спаси. И не только потому, что нельзя позволить нехристям праведную душу загубить, а еще и потому, что, кроме него, мне некому передать тайну нашего поселения.
И протянул мне сверток.
Развернув старую истлевшую тряпку и бросив ее на землю, я увидел, что держу в руках настоящую драгоценность. За эту книгу знающие люди даже без всякой там скрытой в ней тайны перегрызли бы друг другу глотки.
Коран выглядел точно так, как описал мне по телефону Алеша, но производил гораздо более сильное впечатление, чем я себе представлял.
Обложка – из покрытых изощренной резьбой тонких пластин дорогого темного дерева, слабо пахнущего чем-то приятным, корешок и кромки обложки – из тисненой кожи, пришитой к дереву серебряными скобками, изукрашенными затейливой чеканкой, а на лицевой стороне деревянной обложки в серебряных гнездах сидели семь драгоценных камней.
По углам обложки были расположены четыре крупных рубина, чуть ниже, тоже в углах, – два изумруда, а над перламутровой инкрустацией заглавия, врезанного в обложку, красовался чуть покосившийся огромный бриллиант.
Я шагнул в сторону, и на книгу упал луч солнечного света.
И сразу же в старом вощеном дереве обнаружились благородные слои и прожилки, рубины и изумруды бросили вокруг себя светящиеся красные и зеленые тени, а в глубине великолепного бриллианта заиграли радужные отражения. Перевернув книгу и открыв заднюю обложку, я увидел маленького аиста, мастерски вырезанного в углу старой деревянной пластины.
Да, это была та самая книга, о которой говорил Алеша, и ценой ее были его жизнь и моя честь, если она у меня еще оставалась.
Подняв с земли тряпку и отряхнув ее от иголок, я бережно завернул Коран и, сунув его за пазуху, застегнул молнию. Получилось не очень удобно, зато надежно.
Евстрат помолчал немного и, снова посмотрев на небо, сказал:
– Пойдем, Коста, на камушке посидим. Отдохнем, поговорим…
Я кивнул, и он мягкими шагами прирожденного следопыта направился в чащу. Я последовал за ним. Шли мы недолго, минут десять, и скоро среди деревьев показалась огромная гранитная скала, уходящая тупой вершиной в самое небо.
Евстрат подошел к ней и, обернувшись ко мне, сказал:
– Я частенько прихожу сюда. Там, наверху, и мысли очищаются, и к Богу поближе, и вид красивый. Да что я тебе расказываю – сейчас сам увидишь.
И он, не держась руками, стал ловко подниматься по серой наклонной поверхности, вставая на какие-то незаметные выступы. Когда я полез за ним, то пришлось, кроме ног, использовать еще и руки, и все равно мне не хватало конечностей.
Когда мы добрались до вершины, я совершенно запыхался, а Евстрату – хоть бы что. Хорошо ему, черту старому, он-то на эту каменюку не одну тысячу раз лазил, натренировался уже, не то, что я.
Мы уселись на каменный гребень, и Евстрат сказал:
– Ну, Коста, расскажи мне об Алеше.
Глава 5
С БУРЛАКОМ НА ВОЛГЕ
Мулла Азиз полулежал в полосатом шезлонге на краю бассейна и вел неторопливую беседу с юным русским пленником. В свое время Азиз окончил московский Университет Дружбы Народов и неплохо изучил русский язык.
Алеша жил во дворце муллы Азиза уже вторую неделю и, если бы не то обстоятельство, что он находился тут не по своей воле, мог бы честно сказать, что ему здесь нравится. И действительно, кроме некоторого, совсем не обременительного, ограничения свободы, ему было не на что жаловаться. Кормили отлично, обращались с ним вежливо, и даже не охраняли, потому что только полный идиот мог попытаться уйти из этого рукотворного оазиса. Вокруг была каменистая пустыня, и ближайший населенный пункт, представлявший собой несколько глинобитных лачуг, находился в тридцати километрах. Так что за Алешей следили, в основном, затем, чтобы он случайно не навредил себе сам.
Он был слишком дорогим гостем.
Родившийся и выросший в тайге, Алеша не представлял, что такое пустыня, что такое сорок градусов в тени, да и море он увидел впервые только здесь. Финский залив, воды которого напоминали волнующийся асфальт, не произвел на Алешу особого впечатления, зато здесь, когда перед ним открылась неправдоподобно синяя даль, начинавшаяся у подножия высокого скалистого берега и уходившая в туманную жаркую дымку, размывавшую линию горизонта, он был потрясен. В первую минуту ему показалось, что он стоит перед вертикальным раскрашенным занавесом, но когда его глаза освоились с пространством и перспективой, море очаровало его, и Алеша захотел провести рядом с ним всю свою жизнь.
Беседы, которые мулла Азиз вел с Алешей, касались в основном религии, то есть сравнительного анализа христианства и ислама. Поскольку ни тот, ни другой не были профессиональными теологами, их противоречивые аргументы были весьма неубедительны, а то обстоятельство, что оба были разморены и расслаблены жарой и бездельем, делал их богословский спор довольно благодушным.
Азиз излагал Алеше один из тезисов усуль ад-дина, то есть «корней веры», и как раз приступил к вопросу о воскресении мертвых, когда зазвонил спутниковый телефон, стоявший на самом краю мраморного бассейна. Извинившись перед собеседником, Азиз снял трубку и заговорил на арабском языке. Алеша тактично отвернулся и вытащил из ящика со льдом бутылку минералки. Открыв ее, он сделал несколько глотков из горлышка и устремил взор в мерцающую и манящую даль моря.
Разговор Азиза с невидимым собеседником был недолгим, и, повесив трубку он сказал:
– Дни твоего ожидания закончились. Твой брат готов встретиться с нашими людьми и произвести обмен. Через полчаса за тобой приедет машина и ты отправишься туда, где состоится встреча.
После этого сообщения, одновременно и приятного и тревожного для Алеши, он хлопнул в ладоши, и стеклянная стена его фазенды, выходившая к бассейну, раздвинулась. На пороге появилась наложница, одетая в полупрозрачное покрывало, и, устремив на своего господина подобострастный взор, изобразила лицом и всем телом готовность служить и повиноваться. Азиз сказал ей несколько непонятных Алеше слов, и она, поклонившись, скрылась в тени прохладного холла.
– Сейчас тебе принесут подходящую одежду, и ты будешь готов к тому, чтобы отправиться в путь, – сказал Азиз.
Алеша кивнул и снова поднес к губам бутылку с минералкой.
Мулла Азиз посмотрел на него и ушел в дом.
