– Да нет, Миша, к сожалению, все гораздо сложнее. Этот человек – генерал ФСБ Губанов. И это именно он посадил на крюки и Наташу, и меня, и он выкрал из таежного поселения староверов Алешу, которого теперь нужно спасти от муслимов. А еще он хочет поймать меня, зацепить Наташу и снова схватить Алешу и отомстить ему за неподчинение. И это еще не все. Он ничего не знает про Коран, но знает, что у меня есть деньги, на которые он рассчитывает. Он и эти деньги хочет тоже. Выслушав меня, Наташа добавила:
– И еще о том саратовском деле с Воротником, на котором вы погорели. Это ведь именно он держал все на контроле. Я просто не все вам сказала.
– Ага… – протянул Бурлак, и его глаза сузились, – тогда совсем другое дело. Это даже хорошо… Ну что же, пусть приезжает. Встретим.
– Нет, Миша, не надо его встречать, – сказал я, – мне понятно твое желание лично разорвать ему жопу. Это было бы справедливо. Но мы накажем его лучше. Зачем тебе подставлять братву под мусульманские маслины? Для этого есть Губанов. Он ведь встрял в это дело не только для того, чтобы от жадности хапнуть все, о чем я тебе рассказал. Он еще и героем России хочет стать, хочет местную «Аль-Каиду» повязать и получить всякие там бляхи на мундир и на погоны. Вот пусть и старается. Пусть федералы с арабами друг друга покоцают, а нам останется только подчистить все это дело. Так сказать, отполировать поляну.
– Ладно, ты меня уговорил, – сказал Бурлак, – главное, конечно, то, что не хочется зазря братву под пули посылать. Если есть другие люди, готовые на это, то вот пусть они и шмаляют друг в друга. А мы в сторонке пока постоим, это ты правильно сказал. С ними, с пидарами, только так и нужно.
Он вздохнул и добавил:
– И все-таки хотелось бы этому Губанову напоследок в глаза посмотреть…
– Может, и посмотришь, – обнадежил я его, – может, и сложится так, как ты хочешь. Сам знаешь – загадывать ни к чему.
– Точно, ни к чему, – сказал Бурлак, – но все-таки хочется.
– В общем, завтра, на свежую голову, начнем действовать. А там – видно будет.
– Годится, – решительно объявил Бурлак и налил всем водки.
Мы подняли рюмки, и он хрипло объявил:
– Ну, за удачу.
Глава 7
МАХНЕМ НЕ ГЛЯДЯ
Проснулся я оттого, что в комнате кто-то храпел.
Повернув голову и с трудом открыв глаза, я увидел лежавшего на диване Бурлака. Он лежал на спине, открыв рот, и храпел так, будто его душили и резали ему горло одновременно. Я попытался почмокать губами, чтобы этим старинным способом заставить его умолкнуть, но у меня получилось только какое-то шуршание. Губы были совершенно сухие, а когда я почувствовал запах, который исходил у меня изо рта, то мне стало плохо.
Я поднялся с огромной кровати, в дальнем углу которой примостилась Наташа, и побрел в ванную. По пути зацепился плечом за холодильник, и тут в моей голове медленно проползла первая за этот день мысль.
Пиво.
Холодное пиво.
Остановившись, я с завистью посмотрел на белый и совершенно благопристойный, в отличие от меня, холодильник, и зависть плавно превратилась в ненависть. Стоит тут, понимаешь, чистый такой, не пьет, не курит, с похмелья не мучается, ничем не воняет, сволочь белоснежная…
Открыв большую белую дверь, я заглянул внутрь и с облегчением увидел небольшое стадо бутылок с различными напитками. Было среди них и пиво. Я достал бутылку поводил глазами вокруг себя и обнаружил лежавшую на старинном полированном столике открывалку. До нее было недалеко – всего метра три. Без труда преодолев это расстояние, я взял открывалку и, накинув ее на пробку, начал открывать бутылку. Раздалось тихое шипение, и Бурлак тут же перестал храпеть. Он закрыл рот и, не открывая глаз, оторвал голову от дивана и застыл в этой страшно неудобной позе. Видимо, услышав знакомый и столь желанный сейчас звук, он попытался проснуться, но у него ничего не получилось. Когда я, заметив его движение, остановил руку, шипение прекратилось, и голова Бурлака стала медленно опускаться обратно.
Это было интересно, и я, забыв о похмелье, зачарованно следил за тем, как он снова открыл рот и захрапел сначала негромко, а потом – во все завертки. Тогда я вновь нажал на открывалку, снова раздалось волшебное шипение, и снова Бурлак закрыл рот и заткнулся. И голову приподнял, словно на сеансе гипноза. Ну, тут уж мне стало стыдно мучить товарища, я резко скинул с бутылки крышечку, и она покатилась по покрытому темным лаком паркету. И этот звук был уже настолько убедителен, что Бурлак, все еще не открывая глаз, стал медленно садиться.
Тогда я решил разбудить его окончательно и, высоко подняв бутылку, направил пенящуюся струю пива в большой высокий стакан. Услышав это, Бурлак открыл глаза и, посмотрев по сторонам, просипел:
– А я думаю – кто это тут шебуршит… Слышь, Знахарь, мы, по-моему, вчера нормально дали, а?
– Нормально, будь уверен. Лично у меня – мозги раком. А у тебя? Ты хоть помнишь, как мы до номера добрались?
– Не, не помню, – ответил он и потер лицо руками.
– Вот и я не помню. На вот, пивка выпей. И я протянул ему полный стакан.
Бурлак поднес стакан ко рту, но в последний момент его рука дрогнула, и пиво полилось по подбородку и на грудь.
– Ну, бля, облился, – сказал Бурлак, осушив стакан и отдуваясь, – но сразу лучше стало. Сушняк пропал.
Я налил пива и себе и, приложившись к полному стакану, в который вошла вся бутылка, почувствовал себя верблюдом, добравшимся до оазиса. Да, подумал я, алкаши знают толк в этом деле. Ведь попить пива утром после пьянки гораздо приятнее, чем сама пьянка. Вот они и доводят себя до состояния постоянного снятия ломок, а потом тащатся от этого.
Я достал из холодильника еще две бутылки и, открыв их, разлил по стаканам. И только мы с Бурлаком взяли эти стаканы и с пониманием посмотрели друг на друга, как с кровати раздался голос:
– А меня здесь как бы и нет, да? И все пиво в две хари, да? Никакого уважения к женщине, джентльмены хреновы! А вчера оба распинались, как они женщин ценят, уважают и берегут. Ручки целовали, на дуэль друг друга вызывали из-за меня…
Мы с Бурлаком посмотрели друг на друга, и он недоверчиво спросил севшим голосом:
– Что, Знахарь, правда, что ли? Ты что-нибудь такое помнишь?
Я наморщил лоб и что-то такое вспомнил. Что-то было. Не помню точно, что, но – было. И поэтому без особого удовольствия ответил:
– Да, Миша, было. Так что придется ответить за базар.
И, протянув полный стакан пива Наташе, сказал:
– С добрым утром, сударыня! Не желаете ли выпить малую толику этого прекрасного напитка?
– Малую – Толику, большую – Вовану, – сказал вдруг Бурлак и засмеялся.
После вчерашнего смех его напоминал скорее хриплое кудахтанье, и я понял, что пивом тут не обойдешься.
