По ее, Кристины, вине…
– Чего молчишь? Что уставилась на меня, будто дурочка? – недовольно процедила Анжела. – Я сейчас ухожу. Дом запру. Обратно не попадешь, пока не вернется дядя.
– От дома у меня есть ключи. – Дочка неприязненным взглядом окинула молодящуюся, ярко накрашенную мамашу, наряженную в облегающий, удачно подчеркивающий ее красивые формы свитер и обтягивающие стройные бедра джинсы. «Умеет подать себя, сучка! – брезгливо поморщилась Крис. – Опять собралась к ветеринару. Уже ни дня не может прожить без этого телепузика. И что в нем нашла?» – Чего-то ты рано сегодня. Он разве не на работе? Лечить некого? Вся местная скотина здорова? Или уже передохла?
– Игорь дома сегодня. – Анжелика не расслышала в тоне дочки скрытой иронии. Всякий раз, с головой погружаясь в пучину нового любовного увлечения, она поначалу настолько безоглядно отдавалась очередной своей страсти, что все это время находилась в полнейшей прострации и ничего не замечала вокруг – ни дочери-наркоманки, ни отсутствия денег, ни других насущных проблем, что порой обступали ее со всех сторон. Потом столь же резко она прозревала. Приходила к выводу, что в который раз допустила ошибку в выборе человека, достойного ее горячей любви, и возвращалась в реальность. На какое-то время. Пока у нее на пути не вставал очередной представитель мужского пола. Самый лучший. Единственный на всю оставшуюся жизнь. Не способный больше прожить ни единого дня без ее любви и заботы. – Он заболел. Простудился, – с тревогой поделилась своей проблемой Анжела. – Ему совсем плохо. О какой работе тут может быть речь! Ты разве не слышала, как он сейчас звонил?
– Не слышала. Делать мне больше нечего, – фыркнула Крис, и на этот раз мама не смогла не обратить внимания на едкую желчь, так и сочащуюся изо всех пор ее дочки.
– Так нельзя, Кристина, – печально покачала головой Анжелика. – Ты зациклилась сейчас на этом бандите, который сидит у нас в гараже, который не стоит и ногтя с твоего мизинца, и совсем не хочешь оценить по достоинству Игоря, – произнесла она с пафосом, – замечательного, просто удивительного человека, какого в наши нелегкие дни можно встретить разве только в таком захолустье, как Ижма. В больших городах подобных людей давно вывели. Там остались одни лишь отбросы, вроде твоего Костоправа. Постарайся, доча, пересмотреть свое отношение к Игорю, полюбить его… я просто не представляю, как можно его не любить! И он охотно ответит взаимностью. И будет тебе самым близким после меня человеком.
– Он уже раз пытался быть близким, – напомнила Крис. – Чересчур близким! И слишком охотно стремился ответить взаимностью! Правда, не знаю, на что. Кажется, я не раздавала ему никаких авансов.
– Кристина, девочка, – торопливо заворковала Анжела. Возвращение к этой теме было ей неприятно. Бросалось в глаза, как она спешит поскорее свернуть ее, перевести разговор в другое, свободное от подводных камней русло. Упирается, не давая дочке открыть ей глаза на то, что и на этот раз в выборе кавалера случилась ошибочка, и «замечательный, просто удивительный человек», какого не встретишь в больших городах, оказался не более чем падким на молодняк кобелем. – Ты тогда просто вообразила невесть чего. Ну, обнял тебя человек по-отечески, не имея за душой никаких задних мыслей, а уж дальше ты нафантазировала такого! Он мне все рассказал и искренне сожалеет, что твое слишком богатое воображение…
В этот момент Крис рассмеялась. Дальше слушать ослепшую от любви мамашу ей было тошно. И некогда.
– Хватит. Довольно об этом. Проехали, – сказала она. – Дай лучше денег.
– Зачем тебе деньги? Как много?
– Пятьсот… ладно, четыреста.
– Да ты чего! – удивленно вскинула брови Анжела. – Да ты понимаешь.
– Я очень бы не хотела рассказывать дяде, – не дала ей продолжить фразу Кристина, – как жадно твой замечательный Игорь лапал меня за задницу. И как при этом потел и пускал обильные слюни. Так ты мне дашь денег?
Анжелика растерянно шмыгнула носом и покачала головой. Уж чего-чего, но того, что дочка однажды опустится до мелкого шантажа, она не ожидала.
– Ты с ума сошла, – тихо пробормотала она. И снова спросила, доставая из трюмо кошелек. – Так зачем тебе деньги? Так много?
«Для кого много, а для кого тьфу!» – подумала Крис и поспешила успокоить мамашу.
– Не волнуйся. Не на наркотики. И не на пиво. Обнюхай всю меня вечером, если не веришь.
– Я вечером буду у Игоря, – пробормотала Анжела, покорно протягивая дочке четыре сторублевые бумажки. – И, наверное, останусь у него ночевать. Но я позвоню, проверю. Чтобы в десять была дома.
– Буду раньше. Не беспокойся. – Кристина сунула деньги во внутренний кармашек дубленки. – Привет ветеринару. Пусть поправляется. – И поспешила на улицу. Искать невзрачного сорокалетнего мужичка с редким именем Савва.
Прожив в Ижме почти девять месяцев, она так и не сошлась ни с кем из аборигенов. «Здравствуйте» – «до свидания» с соседями и некоторыми из местных тинейджеров – этим и ограничивались ее сношения с внешним миром. Лишь однажды ранней осенью Крис, разругавшись с мамашей и дядюшкой, свалила из дома и парочку дней оттягивалась в каком-то бомжатнике в компании нескольких синяков, хлеща разбавленный денатурат и занюхивая его клеем «Момент». Синяки были способны только на то, чтобы бухать или, зарывшись в ворох загаженного тряпья, валяться в отрубе на грязном полу. Ни один из них не попытался проявить к симпатичной чужачке сексуальный интерес. И слава Богу. Если бы кто-нибудь из забулдыг тогда к ней прикоснулся, ее бы, наверное, стошнило.
Когда на третий день Кристину нашел в этом гадюшнике дядюшка, она безропотно позволила увести себя домой и после этого боялась и думать о том, чтобы пытаться наладить с аборигенами какие-то отношения. Хотя местные нетрезвые жиголо – не настолько синие, как те, чье бомжовское гостеприимство Крис довелось испытать, но тоже не сахар – до сих пор регулярно курсировали в районе дядюшкиного дома. Свистели, как тати. Набравшись смелости, скреблись в ворота. И, без труда разузнав телефонный номер, иногда беспокоили дядю или мамашу звонками: «А можно Кристину?»
Нельзя! Она так ни разу и не подошла к телефону. А за ворота выходила только в сопровождении мамы. До магазина и обратно. И то, очень редко. В основном Крис проводила все время у себя в комнате перед экраном телевизора, который ей перетащил от себя дядя, или с книжкой в руках, что тот же заботливый дядюшка регулярно доставлял из поселковой библиотеки или из какого-то таинственного фонда УИНа. Вела жизнь полной затворницы.
Словно чего-то стремалась. От кого-то гасилась. И это было, наверное, на самом деле, именно так. Боялась того, что не выдержит жестоких кумаров и однажды сорвется, снова пустится во все тяжкие. Пряталась за ширмой южноамериканских телесериалов и между страницами потрепанных книг прежде всего от себя, проблемной и непредсказуемой, всегда способной в любой момент вдруг выкинуть нечто такое, чему потом поражалась сама: «И как я могла! И черт меня дернул! Вот дура! Что натворила!» Но тогда обычно был поздняк плакаться по потерянному.
