Так же, как и сейчас было поздно развернуть назад все, что по ее воле произошло с Костоправом. Зато можно было попробовать что-нибудь сделать. И для начала обеспечить доставку Костиного письма смотрящему зоны…
– Здравствуйте. – Крис догнала двух степенных местных матрон с яркой коляской, неспешно направлявшихся по очищенной от снега улице к магазину. – Мне надо найти одного человека. Он местный. Летом работал на сплаве. Плотовщиком. Его зовут Савва. Вы не подскажете?
– Савва? – Бабы переглянулись, и та, что катила коляску, состроила печальную рожу. – Дык помер он, Савва-то. От этого… блин, от цирроза. В Ухте, у свояченицы. Туды помирать и поехал. Там и похоронили.
«Засада, мать твою! Что ж теперь делать?» – разочарованно вздохнула Крис.
Но в этот момент другая бабенка вернула ей утраченную надежду.
– Дык то Рубашкин! – Она даже замерла, пораженная вдруг посетившей ее мозговую извилину мыслью. В круглой башке местной красавицы, которая с успехом могла бы позировать живописцу Кустодиеву, в мгновение ока выстроилась логическая цепочка. – Он летось помер. А в Ухту съехал еще по весне. Так? – посмотрела она на подругу.
– Так, – согласилась та.
– Кря-а-ак! – подпело из коляски мамаше ее ненаглядное чадо.
По губам Кристины скользнула улыбка.
– А раз так, как же мог он работать на сплаве? Мертвай-та! – развеселилась матрона (та, что без коляски). – Не-е-е! То не он. Ты, наверное, ищешь Митроху? – смерила она дружелюбным взглядом юную девочку в нарядной дубленке, украшенной национальным ненецким орнаментом. – Того, что с Болота?
– Не знаю, – растерянно пожала плечами Кристина. – Наверное. Только он не Митроха, а Савва.
– Савва, конечно. Баранов. Митроха – его погоняло, – совершенно непринужденно ввернула словечко из блатного жаргона жительница этих вытоптанных зековскими кирзачами мест. – Мы просто как-то привыкли: Митроха, да и Митроха. А то, что он Савва, и позабыли. Невысокий такой? И ноги колесами?
– Ага, – обрадованно кивнула Кристина. Именно эти приметы и дал ей Костоправ: маленький и кривоногий мужик лет сорока. И что же за ласты у этого Саввы, если всем сразу бросается в глаза их кривизна? Интересно бы посмотреть. Впрочем, похоже, что скоро у нее будет такая возможность. – Баранову этому лет сорок, ведь так?
– Сорок и есть, – согласилась кустодиевская красавица. – Може, чуть боле; може, помене. Но где-то так.
– Его и ищу. А что, у вас в Ижме, Савв больше нет? – с ехидцей поинтересовалась Кристина, довольная тем, что с первой попытки нашла кого надо. – Так мало? Лишь двое? Вернее, теперь только один? – поправилась она, вовремя вспомнив о безвременно ушедшем из жизни в Ухте у свояченицы: Савве Рубашкине.
– Только один, – рассмеялась ее собеседница, чутко уловив в последнем вопросе подкол. – Есть еще Полиграф. Не желаешь?
– А он симпатичный?
– Тьфу! Импотент! – слишком уж агрессивно выплюнула бабенка характеристику этому мужику, и Кристина сразу подумала, что та, пожалуй, имела печальный опыт общения с ним. – Шерпачня дешевая, выпердыш! Одно тока и есть у заглотыша, что евоное имя… Знаешь, как на Болото пройтить? Или вот чего. Ежли хочешь, айда с нами к магазину. Тама сичас алкашей прорва толчется, на вино наскребают. Дашь червонец кому на малек самогонки, дык и доведет прямо до дома. Митроху-то тут всякий знает. Мы сами тебя проводили бы, прогулялися бы, да вот тока с коляской… – Баба развела короткими полными ручками и дала волю своему любопытству: – А чего он тебе, Баранов-то?… А ты сюда к Толяну приехала?… Еще весной?… С мамашей?… А чего дома сиднем сидишь? Скукотища жа здеся! Заходи в гости, коль хочешь. Тебя как зовут?… А меня Таней. А ее вот, – кивнула она на свою спутницу, застрявшую в этот момент с коляской в небольшом снежном заносе, – Анютой. Ее муж, между прочим, с твоим дядей работает. Прапорщик он. Паша Шевчук. Може, слыхала?
– Нет, не слыхала, – отрицательно покачала головой Кристина и еще раз повторила про себя имя этого прапора: «Паша Шевчук. Надо рассказать о знакомстве с его женой Костоправу. А вдруг пригодится?»
У магазина Татьяна сразу же выцепила из компании забулдыг здоровенного, внешностью напоминающего йети, аборигена, наряженного в драную телогрейку, из которой торчали клочки бурой ваты, и в огромные, размера шестидесятого, черные валенки.
– Вот, – представила она Кристине проводника. – Эт Геныч. Доставит тебя к Баранову в лучшем виде. Слышь, косолапый? – Татьяна решительно зацепила рукой мужика за отворот телогрейки. – Девочку чтобы не обижать. И другим не давать. Головой отвечаешь. Потом загляни ко мне. Налью самогону. – Она наклонилась к Кристине и шепнула на ухо: – Начнет клянчить денег на опохмелку, не давай. Скажи, что нету. Слышала, что я ему посулила? Дык вот и достаточно. Не хрена ему, ласковому теленочку, сразу с двух маток сосать. Ну, бывай. Заглядывай в гости. Спросишь у дяди, как найти Шевчуков, он объяснит. А мой дом с ихним соседний. Желтый такой. За зеленым заплотом.
– Хорошо, я зайду, – пообещала Кристина и поспешила следом за мужиком, с места набравшим предельную скорость. Здоровяку-алкоголику не терпелось поскорее управиться с поставленной перед ним задачей и бежать к Тане за обещанной самогонкой. И, словно Т-80, он уверенно пер вперед по узким протоптанным в снегу тропкам, иногда срезая углы через высокие сугробы. Пока добрались до Болота – нескольких двухэтажных деревянных домов, сбившихся в кучку даже не на окраине, а чуть в стороне от поселка, – Кристина успела вспотеть, и у нее с непривычки начало покалывать в боку.
– Вот здеся, – лаконично прогудел снежный человек.
Весьма неприглядный снаружи, внутри дом – во всяком случае, на втором этаже, который занимала квартирка Баранова – оказался довольно уютным и прибранным.
По чистому крашеному полу настланы простенькие дорожки. На подоконнике в комнате, куда хозяин любезно пригласил Крис, расставлены несколько горшочков с цветами. Старый цветной телевизор накрыт кружевной салфеткой. В печке-голландке потрескивают дрова. На покрытом лоскутным покрывалом диванчике кверху брюхом валяется жирный кот – само воплощение лени и безмятежности. Все просто и непритязательно, но в то же время надежно и крепко. Везде, в любых мелочах в этом доме ощущается хозяйственная мужская рука. И заботливое женское участие.
«Живет этот Савва, наверное, с женой или матерью. А может, с сестрой, – предположила Кристина, устраиваясь за круглым столом, покрытым бордовой плюшевой скатертью. Такие во времена коммунистов вместе с графинами и монотонными, ввергающими в сон выступлениями являлись непременными атрибутами любого праздничного мероприятия. – Я явно попала не в дом пропойцы или бездельника. И это радует. Такой скорее не запорет возложенное на него поручение. Но и уговорить его будет сложнее».
К счастью, в последнем она оказалась не права. Савву уговаривать не пришлось. Просьбу о помощи он воспринял как должное.
– Помню-помню ентого водолаза, – усмехнулся Баранов, дочитав записку, которую Крис отдала ему сразу, как только вошла в квартиру. – Слышал потом, что дружка его подстрелили, а он, значица, еще пару месяцев посидел и внове побег. Уже поудачнее. Скока, гришь, погулял на свободе?
