- Вы кто? Что вам надо?
- Садись, проедем недалеко, там скажем…
И я сел. А что еще оставалось?
Английский джип "лендровер". Хорошая машина. Один здоровяк за рулем. Еще один - на переднем сиденье рядом с водилой. Третий мужик, с которым я разговаривал, - позади водилы. И все со стволами - это и невооруженным глазом видно.
А ехать и правда было недалеко. Тот, что сзади сидел, надел мне на глаза повязку. А тот, что спереди, все стволом в грудь тыкал, чтоб я не дергался. Крутились по городу совсем недолго. Меня вывели под руки и, не снимая с лица повязки, отвели по ступенькам куда-то вниз. Потом толкнули на диван.
- Сиди!
Сижу…
А руки скотчем за спиной связаны. Долго сидел. Так долго, что очень курить захотелось. И пить. Но молчу.
Может быть, час прошел, может - и полтора, пока кто-то еще, видать, самый важный, не подъехал. В подвале слышно было, как машина колесами по гравию зашуршала и как дверцы хлопнули. Послышались шаги и какие-то негромкие, но властные команды, и наконец в комнату вошли…
- Скажи нам парень, кто ты? - спросил тот, который у них, по всей видимости, был самый главный.
- А вы кто такие? - спросил я.
- Не ершись, парень… Не в твоих интересах ершиться, - примирительным тоном сказал главный, - нам одно ясно, что ты не местный и что ты не федерал.
- А вы-то кто? - настаивал я на своем. - Зачем мне вам исповедоваться, если я не знаю, кто вы такие?
- Мы тоже не местные, - ответил старший, - только мы с другой стороны.
- Это в смысле - с той стороны кордона? - предположил я.
- Допустим, ты прав, что нам надо определиться в отношениях, - ответил старший, - потому что у нас с тобой, возможно, будут общие цели и интересы.
- А откуда вы знаете, какие у меня цели?
- Да уж предполагаем, - ответил старший, - поскольку у девицы твоей одна забавная цацка на пальце оказалась.
Мы оба надолго замолчали, каждый обдумывая свое.
- Она живая? - спросил я.
- Была бы мертвая - мы бы ее там на полу в туалете оставили рядом с той русской проституткой…
- И где она? - спросил я, не на шутку разволновавшись.
- Увидишь, - ответил главный, - будешь правильно себя вести - скоро ее увидишь…
- А тебя увижу? - спросил я, придав голосу оттенок горькой иронии.
- В смысле? - переспросил главный.
- В смысле, мешок-то с головы сняли бы… - пробурчал я.
- Ладно, - согласился главный и быстро заговорил на каком-то восточном диалекте.
Нукеры из свиты главного засуетились, и я ощутил на спине прикосновение дамасской или золингеновской стали, от которого по телу пробежал леденящий холод.
Я напрягся, но лезвие скользнуло по позвоночнику вниз и, юркнув между стиснутых скотчем запястий, резануло по сковывавшему меня полиэтилену.
- Теперь повязку можешь снять, - сказал главный.
Я размял затекшие руки и сдернул тряпку с головы.
Непривычно яркий свет ослепил меня, я зажмурился, но глаза быстро адаптировались, и я огляделся.
Я находился в комнате без окон, устланной коврами и даже украшенной старинным восточным оружием - кривыми саблями, какие я видел в американских кино про Синдбада-морехода и Багдадского вора, кинжалами в серебряных ножнах и старинными охотничьими ружьями с инкрустированными прикладами.
Напротив меня на широкой, устланной ковром софе сидел человек в светло-серой папахе из тончайшего каракуля. Лицо его обрамляла начинающая уже седеть борода. Верхняя же губа человека, по какой-то их непонятной мне восточной моде, была гладко выбрита.
- Зови меня Кемалем, - представился тот, которого по голосу я принимал за главного.
- А меня зови Знахарем, - отрекомендовался я.
- Ну что ж, познакомились для начала и пойдем дальше, - удовлетворенно сказал Кемаль, нежно огладив бороду, - а теперь скажи, дорогой Знахарь, зачем ты приехал сюда в Душанбе и, самое главное, не забудь мне при этом рассказать, почему на твоей женщине было вот это кольцо?
И Кемаль, словно фокусник, махнул рукой в воздухе и, раскрыв ладонь, показал мне знакомое произведение ювелирного искусства, которое еще сегодня вечером носила на пальце моя Настя.
Возникла пауза. Откровенно говоря, я не знал, что мне делать дальше. Говорить? А что говорить? Правду?
Но что тогда будет со мной и с Настей?
Ведь я не знаю, кто эти люди и что им от меня надо?
- Я тебе помогу, - сказал Кемаль, глядя на меня тонким прищуром своих почти европейских глаз, - но и ты должен понять, что молчание или неправда, которую ты мне скажешь, только убьют твою девушку и тебя самого.
Кемаль щелкнул пальцами, давая какой-то знак своим нукерам.
- Начнем с того, что я - Кемаль, пуштунский воин, который воевал с вами, русскими, когда была большая война, и теперь, когда русские ушли, я продолжаю воевать с таджиками. И пока был жив Ахмад-Шах Масуд, я воевал с Шах Масудом. Теперь я воюю с Тохтамбаш-баши и с теми русскими, которые ему помогают. Я воевал всю свою жизнь. Война стала моим, как теперь любят говорить, - бизнесом…
Нукеры подали зеленый чай в тонких пиалах, подали и Кемалю и мне. Чай был замечательный, я никогда не пил такого.
Кемаль продолжил:
- И дело в том, что русские несколько раз пытались мешать моему бизнесу…
- Потому что твой бизнес - это наркотики? - перебил я.
- Да, мой бизнес - героин, опий, морфий и все производные от опийного мака, что произрастает на моей родине, и я не считаю это безнравственным, в отличие от русских лицемеров.
- Только не говори этого мне, - возразил я, - я ведь врач, и я знаю, какую беду несут наркотики…
- Я не считаю этот бизнес безнравственным, дорогой Знахарь, - повторил Кемаль, - хотя бы потому, что твоя страна - Советский Союз - десять лет избивала мою страну, лишив ее экономику другого шанса, кроме как растить и продавать мак. Наши крестьяне-афганцы, благодаря вам - русским шурави, которые десять лет бомбили наши села, теперь только тем и живут, что растят и продают мак… И этот героин, что я делаю из выращенного моим народом мака, он как заслуженная кара вам, русским…
Кемаль снова в задумчивости огладил бороду и продолжил:
- Но не будем углубляться в философию мотивов моей деятельности. Я хочу сказать тебе, Знахарь, что то кольцо, которое мои люди обнаружили на пальчике твоей женщины, имеет очень плохую и кровавую историю. Она связана как раз с тем, что русские воины-шурави в годы большой войны очень-очень больно наступили на мой бизнес…
