— А это — его сын Макар. Наследник и ученик. Тайгу знает, как свою подмышку. Оба не пьют и не курят.
— Это хорошо, — с умным видом сказал я.
— Хорошо? — Тимур с сомнением посмотрел на меня, — ладно… В общем, тебе следует взять их на службу, чтобы они постоянно были рядом. Тогда у нас есть шанс не взвыть тут в самое ближайшее время.
— А где они жить будут? — спросил я, не находя ни одного, даже самого незначительного повода возразить Тимуру.
— Как где? — Тимур удивился, — а это на что?
И он, повернувшись на стульчике и чуть не упав с него, указал на стоявший в дальнем углу двора добротный сарай площадью не менее тридцати квадратных метров, который рабочие построили в первый же день и хранили в нем инструменты.
— Отличная хибара! Афанасий с Макаром обустроят ее, как считают нужным, и там будет не хуже, чем в твоем тереме.
Афанасий кивнул и сказал:
— Мы люди привычные, живем обычно в лесу, в шалашах да палатках.
Я развел руками:
— Ну… Как скажете. А что насчет жалования?
— Насчет чего? — переспросил молодой.
— Платить вам сколько? — я уточнил вопрос.
Афанасий снова сморщился в улыбке и показал свои удивительные зубы.
— Сколько заплатишь, хозяин, столько и хорошо…
Тимур остановил его жестом и сказал:
— Если ты мне, бездельнику, платишь пятеру, то положи им по штуке и горя знать не будешь.
Афанасий и Макар смотрели на нас с таким выражением, будто мы разговаривали на иврите. Похоже было, что они настолько далеки от цивилизации, что самый обычный городской жаргон был для них китайской грамотой.
Они ничего не поняли.
— М-да… Ладно…
Я посмотрел на Тимура, и он кивнул мне, как бы сказав — давай, не менжуйся, я дело говорю!
— Значит, вы берете на себя все хозяйство?
— Мы люди привычные, — ответил Афанасий.
— А также наблюдение за окрестностями, — вставил Тимур.
— Да, и за тайгой смотреть будем, — кивнул Афанасий.
— Ладно… — я посмотрел на Тимура, — я буду платить вам по… по тридцать тысяч рублей в месяц.
— По сколько?! — оба следопыта уставились на меня так, будто я пообещал им выдавать каждую неделю по «Боингу».
— Тридцать тысяч рублей каждому. Каждый месяц. Этого хватит?
— Хватит, хозяин, хватит!
Индейцы изумленно переглянулись.
— Вот и хорошо, — я встал и потянулся, — идите в свой вигвам и устраивайтесь.
— Куда идти? — молодой Макар непонимающе посмотрел на меня.
— В ваш новый дом, — и я указал на сарай.
Афанасий и Макар поднялись со скамьи и я сказал:
— Меня зовут Майкл.
— Майкл… — Афанасий поднял брови, — не знаю такого имени…
— Теперь знаешь, — ответил я, — можете идти.
Следопыты удалились, а Тимур пихнул меня локтем в бок и сказал:
— Ну, что я говорил? Теперь ты, как у Христа за пазухой. Я обеспечиваю связи с цивилизацией, а они — с природой. Ты доволен?
Я пожал плечами и ответил:
— Теоретически доволен, а практически — посмотрим.
— Посмотрим… — Тимур фыркнул, — да за такой подарок с тебя бутылка, и не одна!
— Кстати, насчет бутылки. Ты сказал, что они не пьют и не курят. А у меня почему-то за всю жизнь сложилось такое впечатление, что все эти чингачгуки и прочие ханты-манси — алкаши от рождения.
— Все верно, — Тимур кивнул, — у этой расы предрасположенность. Как первый стакан выпьет, так и готов. Алкоголик на всю оставшуюся жизнь. Но эти двое — они верующие, поэтому…
— Верующие?
— Ага. Гремучая смесь русского православия с ихним остятским язычеством. Все эти их духи — кули, менки, тонхи…
— Да ты, гляжу, человек осведомленный… Удивительные дела творятся на земле!
— Во-во, — Тимур нахмурился, вспоминая, на чем остановился, — о чем это я… Ага! Так вот, они не пьют и не курят не только из религиозных соображений, но в основном потому, что спиртное и табак отбивают чутье. Они же таежники, и чутье это у них просто звериное. Не то, что у тех охотничков, которые после каждого заваленного зайца ящик водки сжирают. Эти — настоящие ребята. Ну, сам увидишь.
— Ладно, посмотрим, — я взглянул на сарай, в котором скрылись мои индейцы, — а как насчет похавать? Я тут рыбу приготовил, пока тебя не было.
— Пожрать — это святое, — с благоговением ответил Тимур, — давай твою рыбу. И мы пошли в дом.
* * *
Село Ореховое называлось так потому, что богаты были те места кедровым орехом. Уже триста лет его жители кормились тем, что помимо ловли зверя и сбора всяких грибов-ягод подчищали и старинный кедровник. Было в селе три десятка домов, жили селяне не богато, но и на бедность не жаловались — в общем, вели они обычную натуральную жизнь и не тужили. Это могло продолжаться еще сто лет, или пятьсот, или тысячу, но вот однажды все изменилось.
Петлявшая по тайге дорога, которая раньше не знала ничего, кроме лошадиных копыт и тележных колес, да еще санных полозьев в зимнюю пору, вдруг промялась под тяжелыми колесами мощных грузовиков. Разорвали ее ржавые железные траки гусеничных машин, и стала древняя, ласковая к стопам лесных путников дорога извилистой распоротой раной, наполнилась грязью, как гнилой кровью, а те, кто убил ее, только смеялись и бросали на обочины пустые бутылки и сальные обертки.
В тайге завыли бензопилы, железными дятлами застучали топоры, и вековые кедры со стоном и скрипом начали валиться на землю, цепляясь ветвями за еще стоящих собратьев. Но тысячепудовая тяжесть старых могучих деревьев ломала сучья, и кедр умирал. А потом и те, на которых он хотел опереться, ложились рядом с ним, а на земле уже ждали полупьяные люди с рулетками, и дерево, только что шумевшее ветвями в вышине, превращалось в неподвижную и мертвую древесину.
На огромной делянке, где громоздились штабеля свежерезаного леса, настала тишина. Рабочий день закончился, и лесорубы, которым было все равно, что рубить и что губить, потянулись к походной кухне. Котел военного образца, установленный на четырехколесном шасси, находился на самом краю делянки, и над этим котлом поднимался ароматный пар. Кормежка для лесорубов варилась прямо здесь, в лесу; здесь же они и жили, в обычных четырехместных палатках.
Еда была простой, но сытной. Редкие звери, которые еще не убежали с обжитых мест, принюхивались к незнакомому запаху гречневой каши с тушенкой, который смешивался с резкой бензиновой вонью и пугающим духом давно не мытых человеческих тел.
Кроме простой еды работодатели в избытке снабжали тружеников лесоповала простой водкой, которая скрашивала их вечера, а утром, уверенно опохмелившись, они с новой силой брались за работу, и вековые кедры валились на землю один за другим.
