Первая — Семен, а вторая — я не хотел, чтобы в мой дом входили всякие сволочи, особенно такие, после которых остается гнусная казарменно-лагерная вонь. Этот запах был слишком хорошо знаком мне, да и вообще — самым большим желанием в этот момент у меня было всадить заряд картечи в жирное майорское брюхо. Лично мне он ничего не сделал, но я был готов отдать все свои металлокерамические зубы за то, что он этого заслуживал.
Несмотря на кровожадные мысли, я гостеприимно провел майора к большому уличному столу и усадил его на скамью, предварительно смахнув с нее мусор еловой лапой.
— Тимур! — крикнул я, повернувшись к дому.
Дверь открылась, и на крыльце, зевая, появился Тимур, который умело притворился ленивым слугой.
— Чего надо? — пробурчал он и почесал яйца.
Я понял его игру и чуть не рассмеялся.
— Чего надо? Чаю надо, вот чего, — сказал я, — поставь самовар.
— Самовар им, — недовольно пробормотал Тимур, но спустился с крыльца и, лениво переставляя ноги, пошел в сарай за шишками.
— Я вижу, работничек у вас еще тот, — крякнул майор, — ну, да я таких быстро перевоспитываю. Через неделю они у меня начинают бегать, как Валерий Брумель.
Я посмотрел на майора и понял, что это была одна из армейских шуток, вроде того, что копать нужно отсюда и до обеда.
— Какой есть, — я вздохнул и пожал плечами.
Тимур вышел из сарая, неся перед собой полный мешок шишек.
— Ты бы их вообще все принес, — фыркнул я, сдерживая смех, — не мог сколько нужно взять, что ли?
— А не во что, — ответил Тимур и снова зевнул.
Майор посмотрел на него, как кот на мышь, и повернулся ко мне.
— Вы сказали, что вчера солдатики приезжали…
— А то вы не знаете, — ответил я, — солдатикито ваши были, верно?
— Верно. Ну, я для проформы еще раз спрошу — несколько дней назад ничего подозрительного не видели? Людей каких-нибудь…
— Ну, я вам для проформы и отвечу: нет, не видел. Мы, бедные дачники…
— Знаем-знаем, — майор засмеялся, — вчера мой старлей эту вашу присказку передал, так я долго смеялся.
И майор выразительно покосился на мой дом.
— Бедные дачники… Нет, я не возражаю, просто такой домик… Сколько он по фундаменту?
— Двести восемьдесят метров, — небрежно ответил я, зная, что такая площадь постройки вызовет уважение у кого угодно.
— Ого, — майор сдвинул фуражку на затылок, а потом и вовсе снял ее и положил на скамью рядом с собой, — это серьезно.
— Нормально, — сказал я, тоже посмотрев на дом.
Сказать по правде, я очень любил смотреть на него, и с каждым разом мой дом нравился мне все больше и больше.
— Обидно будет, если на такой дом нападут беглые зеки, — сочувственно сказал майор.
Ах, вот оно как…
Ты, подонок, решил меня попугать! Ну ладно, посмотрим, кто кого испугает.
— А что бы им нападать-то? — я сделал вид, что удивился.
— Ну, как что… Психология обреченного преступника непонятна нормальному человеку.
Эту фразу майор наверняка вычитал в какой-нибудь книжке. Это было просто написано на его тупой, хитрой и жестокой морде. Он посмотрел на меня, чтобы увидеть, какое впечатление произвело столь «умное» высказывание, и я с пониманием кивнул.
— Им что нужно, — авторитетно сказал майор, — во-первых, еда. В тайге жрать нечего, так что первым делом — пища. Потом — одежда. Нужно сменить внешний вид. Потом — деньги, чтобы иметь возможность нормально передвигаться. И они не просят об этом хозяев. Они отбирают. А хозяев, между прочим, убивают, чтобы не оставалось свидетелей.
Майор посмотрел на меня особым взглядом, который у него, наверное, считался проницательным, и спросил:
— Точно никого не видели?
Ах ты тварь! Хочешь меня на такую дешевку взять…
— Нет, никого, — твердо ответил я.
— А то ведь как оно бывает еще… Они, например, сидят сейчас в доме и держат нас на мушке. А если что не так — сразу начнут стрелять.
— Но я-то ведь тоже при оружии, — усмехнулся я и с лязгом передернул затвор «моссберга», который до сих пор задумчиво держал в руках.
Патрон выскочил на землю, и было видно, как на его место встал другой. Помповик при этом случайно оказался направлен прямо в грудь майору. Я положил палец на спуск и, сказал:
— Вот так! Нажимаешь, и злодея как не было.
Майор кашлянул и с усилием отвел взгляд от ствола «моссберга», смотревшего прямо на него.
— Ну, это я к примеру сказал.
— А… Ну, если к примеру, тогда другое дело.
Я отвел ствол в сторону и сказал:
— А вообще, если говорить о примерах, то… Ну, скажем, сообщник беглецов специально построил этот дом, чтобы обеспечить укрытие. И они, как вы сказали, сидят сейчас там, за занавесками, и посмеиваются. Такой вариант вы рассматривали?
Майор покосился на «моссберг» и, криво улыбнувшись, ответил:
— Такой… Ну, что вам сказать…
Он посмотрел мне в глаза, и его взгляд так и лучился искренностью.
— И такой рассматривали, что греха таить, — решительно ответил он с интонацией, типа «где наша не пропадала», — но, понимаете, это ведь нерентабельно. Вряд ли те пятеро беглых того стоят.
— Не скажите, — возразил я и поставил дробовик на землю, прислонив его стволом в скамье.
Майор вздохнул с явным облегчением и даже не попытался скрыть этого.
— Не скажите, — повторил я, — все зависит от того, насколько ценными для преступного сообщества являются беглецы. Я слышал разные истории. Да вы и сами знаете, что на освобождение некоторых людей их преступные коллеги, находящиеся на свободе, иногда тратят сотни тысяч, а то и миллионы долларов.
— А вы умный человек, — майор выдал фразу из специального разговорника, предназначенного для завоевания доверия.
Знаем, проходили.
— Да, я не дурак, — ответил я, в это время из дома вышел Тимур, и я повысил голос, — не то что мой работник.
— Что вы все — дурак да идиот, — пробурчал Тимур, заглядывая в топку самовара, — не нравлюсь, так и скажите. Могу и уйти, а кто вам тогда будет судно выносить?
Вот сволочь, подловил-таки!
Я чуть не заржал, как последний кретин, но сдержался и ответил:
— Ладно, не обижайся. Ты извини, но у нас с господином майором важный разговор.
— Секретный, что ли? — тупо спросил Тимур.
— Да, секретный, — серьезно ответил я.
— Ну, так бы и сказали, что секретный, что ж мы не понимаем, что ли… — сказал Тимур и поканал в дом.
