— Тьфу-тьфу-тьфу! — сплюнул через плечо черноусый Таксист, самый надежный член банды. — Не буди лиха, атаман. И так вон разорались кретины — в Новосибирске слышно. Зря мы затеяли привал. На стрежне Чулыма спокойнее было бы.
— Мне оно надо, что ли? — огрызнулся Стенька. — Ладно, не ссыте вы. Обойдется. На сто верст поблизости никого. Только этот дачник с ленивой прислугой где-то шляется. Повезло ему в этот раз — живым остался. Самому же спокойнее к нам теперь не соваться, не искать на жопу приключений.
— И откуда ты все знаешь, Степан? — подивился третий.
— Слухами земля полнится. — Вожак усмехнулся. — Но слухи верные денежек стоят. У Кислого всюду люди, каждый свою копейку за информацию получает. Недавно на дачку эту майор с зоны одной наведывался, разглядел кое-что, ну и с Сашей перекашлял за эту тему. Долю свою получит. Еще есть нужные пацаны, ну и бабло всем требуется. Так что вы на премию рты не разевайте. Спасибо скажите, что без дела не сидите, неделями по чащобе не шляетесь, выискивая незнамо что.
— А что мы? — примирительно заметил Таксист. — Мы не жалуемся. Нам бабулек хватает. Сейчас нам если и не хватает чего, так это телок…
Собственно, вся честная компания подошла к той стадии опьянения, когда начинает остро не хватать хлеба, зрелищ и любви. Все эти «основные инстинкты» проснулись в лиходеях одновременно. Поэтому уже не разобрать было, кто и чего хотел конкретно. Просто некоторые двинули к посапывающему у догорающего костра кашевару, другие радостно завозились с оружием, обнаружив уже расставленные на поляне мишени, третьи стали подзуживать успокоившихся было Коляна с Коржем…
— Эй, братва! У этого пьяного чудика каша сгорела! — раздался вдруг горестный вопль инспектирующего камбуз.
Другой дегустатор, зачерпнув ложкой из котла, заорал, что эту отраву жрать невозможно, что соли хватило бы засолить самого кашевара Тайменя, который нагло разлегся, облапив бутылку, словно маруху сердечную.
— Гляди-ка, сука, впрямь, будто бабу, бутыль обнимает, — смеялись проголодавшиеся грабители, подтягиваясь к походной кухне шаткой походкой. — А жопу-то оттопырил! Снится, видать, что пялят его…
— А пожрать нам обломилось? Одну тушенку хавать?
— Да его и надо натянуть, чтобы знал, как братву без ужина оставлять!..
Мнения разделились. Не такой уж тяжкой была провинность, чтобы петушить сообщника. И те, кто еще был в состоянии соображать, пытались удержать распоясавшуюся молодежь. Однако алкоголь распалил желание, отключил напрочь тормоза, и трое самых озабоченных бандюков с гыканьем набросились на спящего. Вдвоем навалились на раскинутые руки, прижимая жертву за загривок к земле, а третий, обхватив спящего руками за приподнятую задницу, расстегивал на бедолаге камуфляжные штаны.
Даже те, кто отнесся к происходящему неодобрительно, не рискнули на открытое противостояние. Пьяному же большинству было все равно. Не покормили, так хоть поглазеть, повеселиться. Вождь же занят был разговорами важными и не вникал, чем там, на темном конце поляны, занято его бравое войско.
И плыть бы кашевару Тайменю дальше по непутевой жизни своей, виляя развороченным задом, да судьба распорядилась иначе. В самый ответственный момент весь кайф насильнику обломал неожиданный гулкий выстрел.
* * *
Я вздрогнул от неожиданности и замер. Вот уж чего не ожидал от налетчиков, — что они вдруг палить начнут. Им бы полагалось, надравшись до поросячьего визга, дрыхнуть вповалку, а не в ночной стрельбе упражняться.
Собравшись в кружок, мы обговорили план дальнейших действий, уточнили кое-какие детали на случай возникновения непредвиденных обстоятельств, сверили часы. Мои спутники тут же исчезли в непроглядной таежной темени, и сам я тоже осторожно двинулся вперед.
Преодолев метров тридцать на полусогнутых, я у самой поляны — для пущей безопасности — решил лечь и ползти. Улегся на землю-матушку, и в ноздри мои ударил прелый и теплый запах. Если кто в лесу давно не был, так я напомню. На лесной почве постоянно лежит как бы плоская компостная куча — подстилка.
Хвоя, листья и прочий растительный опад — основа сложной пищевой цепи, включающей множество организмов. В одной пригоршне лесного компоста можно найти сотни ногохвосток. Эти бескрылые насекомые вместе с мокрицами и червями служат пищей для жужелиц, многоножек, пауков. На них охотятся кроты и землеройки, кровь которых, в свою очередь, сосут клещи…
Бр-р-р! Меня передернуло, словно все эти клещи, бросив неаппетитных кротов и землероек, в меня уже впились. Странно все-таки устроен человеческий мозг. Через пару минут придется людей убивать хладнокровно и умышленно, а мне университетский курс биологии вспомнился. Впрочем, понятно зачем. В качестве иллюстрации: все в природе друг друга едят. Не только человек человека. Нам ли природе противостоять?
После громового выстрела даже гомон на поляне показался тишиной. Пора было посмотреть, что там происходит. Я провел рукой по запотевшему лбу, решая, опускать ли на глаза прибор ночного видения. Решил, что не стоит пока. Света от костров было достаточно, а вот если придется спрятавшихся ублюдков по кустам вылавливать, тогда он и пригодится. Раздвигая «береттой» кусты, я неожиданно почувствовал себя Ермаком Тимофеичем, которому предстоит увидеть неведомую Сибирь, и тут же нестерпимо захотелось почесать всей пятерней спутанную окладистую бороду. Не иначе, ногохвостка из компоста в нее забралась. Хотеться-то хотелось, да где ж эту бороду взять?…
На поляне тем временем шел разбор полетов. Перед атаманом, сверкая глазищами, стоял Колян. — Бля буду, батька! Он на меня сам попер. Я, собственно, против него не имел ничего… но он же отвязанный совсем, сам знаешь. Вскочил, будто обдолбанный, зенки вылупил — я и дернуться не успел.
Бывший студент Новосибирского универа, Колян протянул вперед рассеченную ладонь, с которой лилась кровь.
— Вот. Перехватить успел… Если бы не Сиплый…
Сиплый сидел на корточках и тупо смотрел на первого убитого им человека. Вот уже полтора года, как они с Коляном ходят под Стенькой, но Бог миловал от смертоубийства пока. Грабить — грабили. Били жестоко, если жертва сопротивление оказывала, но руки кровью не пачкали. Так получалось. Всегда находились более расторопные.
А вот теперь выяснилось, что по людям стрелять у Сиплого получалось не хуже, чем по собачкам. Стрелял навскидку, куда придется, лишь бы остановить. А Корж рухнул, словно кедр спиленный, с продырявленным навылет сердцем. И напрасно теперь старенькая мама будет ждать на выходные любимого заботливого сыночка Сереженьку. Собственно, ненадолго она переживет его теперь — без медикаментов, приличного питания и сердечной заботы. Двух человек одним выстрелом положил Сиплый…
Вожак был в гневе:
— Ах, вы, козлины гнойные!..
В суть пламенной речи вождя таежных пролетариев я не вникал. Внимательно осмотрев поляну, я насчитал пятнадцать потенциальных штыков. Трое при этом спали как убитые. Два бойца — почти под ногами у митингующих, а один, со спущенными штанами — поодаль, у почти погасшего костра с котлом, от которого в небо струился вонючий дым. Предводитель особого впечатления не произвел: щуплый, истеричный, брызгает слюной и размахивает руками. Привык, что его боятся. А вот жилистый загорелый усач, стоящий у него за правым плечом, был очень в себе уверен и, похоже, опасен. Да и физиономия его, насколько я в полумраке разглядеть сумел, очень знакомой показалась. Я не слишком-то запоминаю случайных людей, однако внутреннее чувство обычно дает знать, если ты с кем-либо встречался раньше. Жаль, что оно не дает точной справки: где, когда, при каких обстоятельствах.
