Михайлов почувствовал себя статистом на сольном выступлении Гаврилыча, и номенклатурная интуиция подсказала ему, что серому кардиналу нужно подыграть.
Он оглядел присутствовавших и сильно удивился:
– Не может быть, Терентий Гаврилович! Такие приличные люди…
Гаврилыч с благодарностью принял подачу и врезал над самой сеткой:
– Приличные? Знаешь, кто они?
Михайлов заинтересованно и недоверчиво поднял брови.
– Все они, – Гаврилыч грозно оглядел собрание, – все они клятвопреступники, казнокрады и предатели. Во времена Петра Первого обладателей таких чудесных качеств называли просто ворами и сажали на кол. Я могу легко поступить так с половиной из них… Лучше бы со всеми, но тогда работать не с кем будет. Да… Так вот – все они такие, как я сказал. Я – не лучше их всех, а может, еще и хуже. Но сажать на кол их нужно не за то, что они делают, а за то, что они передо мной корчат из себя целок!
На последнем слове он резко повысил голос, и над столом пролетели несколько мелких капель слюны. Его лицо на секунду обрело то, другое, выражение, и перед Михайловым снова показался жестокий главарь, который может собственноручно перерезать глотку неугодному подчиненному.
Но Гаврилыч тут же вернулся в образ немощного сварливого старикана и, озабоченно оглядев стол, сказал:
– Тэк-с… Что у нас тут имеется? Холодец… Не в службу, а в дружбу, передай мне тарелку, Александр Николаич.
Михайлов с достоинством передал Гаврилычу холодец и уже по собственной инициативе спросил:
– Водочки?
– А как же! – Гаврилыч энергично потер сухие ладони. – Всеобязательно!
Михайлов налил ему и водочки.
Выпив и закусив в полной тишине, Гаврилыч слегка отодвинулся от стола и, посмотрев на Михайлова, объявил:
– Позвольте представить вам еще одного, нового члена нашего прелестного сообщества, – в голосе Гаврилыча прозвучал откровенный сарказм, – прошу любить и жаловать – депутат Государственной думы, только что назначенный председатель Комитета по природным ресурсам и землепользованию Михайлов Александр Николаевич. Депутат, кстати сказать, от Томска. Он и раньше неоднократно помогал нам. Он и его региональная администрация. И теперь не заграница нам поможет, а Сибирь, которой наша Россия приросла и прирастать будет. Мы с вами в прошлый раз о кандидатуре премьера не договорились? Ну так вот вам кандидатура. Обсуждению не подлежит.
Михайлов не был готов к такому, хотя и невероятно благоприятному, но весьма неожиданному повороту. Прелестное сообщество – тем более.
Вокруг стола пронесся легкий шорох, и, осмотревшись, Михайлов увидел, что на лицах сидевших вокруг стола людей отразились самые разнообразные чувства – от зависти и ненависти до подобострастия и желания понравиться.
Он, все еще не веря своим ушам, слегка наклонил голову, как бы с готовностью подчиняясь решению старшего, а Гаврилыч сказал:
– Познакомитесь потом, а сейчас…
Он взглянул на растерявшегося Михайлова и, хлопнув его по колену, воскликнул:
– Да не ссы ты! Все будет путем!
Михайлов поправил галстук, который стал почему-то тесен, и кивнул.
– Но об этом – потом, – Гаврилыч ковырнул вилкой студень, – а сейчас меня больше всего интересует, что же это за силы такие нездешние поломали нам все планы. И спецзона, и поезд… Мнения есть? Прошу высказываться.
И он, слегка склонившись к Михайлову, многозначительно кивнул на хрустально-граненую бутылку водки.
Михайлов взялся за бутылку, и до него только сейчас дошло, что он сидит справа от серого кардинала. Правая рука…
«Интересно», – подумал Михайлов и стал осторожно наливать Гаврилычу водку.
Правая рука.
А ведь не зря бояре чинились, где кому сидеть! И теперь получилось так, что он, Михайлов, сидел выше всех. Это было невероятно удачно, но и очень опасно. Интриги со всеми вытекающими последствиями, вплоть до физического устранения соперника, пока еще никто не отменял.
Словно услышав его мысли, Гаврилыч повернулся к нему и, не двигая губами, прошелестел:
– Теперь рядом с тобой всегда будут мои люди. Иначе нельзя.
Михайлов едва заметно кивнул.
Гаврилыч поднял рюмку и провозгласил:
– Ну, за новоиспеченного премьера!
Все послушно выпили, и Гаврилыч, для разнообразия занюхав водку хлебом, сказал:
– Ну? Так я слушаю мнения. Кто первый?
То, что прозвучало в следующие десять минут, было полным бредом, а по большому счету – просто тупым перечислением всех существовавших в современном мире опасностей и технологий.
Начали, как всегда, с чеченских террористов, потом, по аналогии, вспомнили про Аль Каиду, Коза Ностру и даже про Триаду с Якудзой, далее затронули ЦРУ, Моссад и почему-то Сигуранцу. В этом месте над столом прозвучал дружный смех, несколько разрядивший напряженную обстановку, и убогая чиновная фантазия понеслась дальше.
С легкой руки шефа Института перспективной технологии и разработок предположения перешли в русло достижений военной науки. Орбитальный лазер, сейсмическое оружие, ультразвуковая пушка, магнитная пушка, простая пушка…
А когда научно-технические предположения иссякли, директор Института экспериментальной финансовой политики, выпятив губы, пробормотал:
– Березовский… Или Абрамович…
Все. Это был конец обсуждения.
Народ хохотал, визжал и рыдал.
Жерехов свалился под стол, а Гаврилыч, скупо улыбнувшись, тихо сказал Михайлову:
– Нет, ты понял? И вот с ними я работаю.
Он постучал вилкой по тарелке и, дождавшись далеко не сразу наступившей тишины, сказал:
– Так. С вами все ясно. А ты, Александр Николаич? Может, ты скажешь нам что-нибудь утешительное?
Михайлов почувствовал, что именно сейчас от него требуется все его умение, весь его опыт, приобретенный за годы номенклатурной работы с людьми, и по большому счету именно сейчас решится, пожалеет коварный и страшный Гаврилыч о своем выборе или нет. Он ослабил галстук давно отработанным непринужденным жестом, обвел слушателей ясным и прямым взглядом и, слегка кашлянув, сказал:
– Я не уверен, что обладаю конкретной информацией, но… Надеюсь, что общими усилиями, так сказать – мозговым штурмом, мы сможем достичь понимания проблемы.
Михайлов нахмурился и прищурился, как бы взвешивая имевшиеся у него соображения, затем почесал пальцем нос и, задумчиво глядя в неизвестное далекое пространство, начал говорить:
