Знахарь и Костя, ехавшие в это время в Гринвидж, дружно молчали минут пятнадцать, а потом Костя спросил:
- Ну и что ты думаешь по этому поводу? Знахарь пожал плечами и ответил:
- А что тут думать? Это война.
* * *
На одной из тихих улиц Лос-Анджелеса, вдалеке от небоскребов, шума и суеты центра города стояло длинное невысокое здание с большими окнами, утопавшее в пыльной зелени. На крыше торчала сделанная из нержавеющих метровых букв надпись «Пэсифик Холл». Почти весь объем этого добротного амбара занимал огромный зал, и только в левом, разделенном на два этажа, конце имелись лестницы, коридоры и кабинеты.
Когда- то этот дом был построен как склад для продукции одной быстро двигавшейся в гору фирмы, но потом она так же быстро прогорела, и просторная коробка перешла в собственность муниципалитета. После небольшой перестройки склад превратился в общественный холл, в котором теперь происходили спортивные состязания, выставки, концерты и прочие события городской культурной жизни.
Для того, чтобы организовать в нем, к примеру, выставку лопат и граблей разных народов и эпох, достаточно было подать в соответствующий отдел муниципалитета заявку, оплатить аренду и - пожалуйста! Выставляйся на здоровье. Впрочем, можешь даже не выставляться, а просто закупить грузовик пива и оттягиваться в помещении площадью полторы тысячи квадратных метров. Можешь кататься по полу, орать, как в лесу, бегать голым, в общем - делать все, что душе угодно, но строго в пределах срока аренды. А потом - будь добр очистить помещение и уступить его какому-нибудь собранию баптистов-верхолазов.
За тридцать лет «Пэсифик Холл» видел много разных чудес, в том числе - собрание филиппинских неонацистов, выставку засохших коровьих лепешек, удивлявшую разнообразием форм и расцветок экспонатов, лесбиянский форум, закончившийся грандиозной оргией, две дуэли - одну на пистолетах, другую на боевых топорах времен Эрика Рыжего, и многое, многое другое.
- Это здесь, - сказал Каюк, останавливая длинный «Линкольн» напротив серого кирпичного здания, фасад которого был украшен транспарантом с надписью по-русски и по-английски:
«Русская неделя в Лос-Анджелесе».
Марафет, сидевший, как и положено боссу, на заднем сиденье, через дымчатое стекло внимательно осмотрел «Пэсифик Холл» подобно генералу, осматривающему поле предстоящей битвы, то ли домушнику, прикидывающему, как он будет ставить хату.
Когда до Марафета дошла информация о том, что в «его» Лос-Анджелесе, а он считал все русское этого города своим, какие-то неизвестные люди проводят культурную акцию, не посоветовавшись с хозяином, он не стал возмущаться и лезть в бутылку. Раньше, в далекое советское время, когда Марафет был простым совковым бандитом, он просто приказал бы своим охочим до расправы бойцам разобраться с самовольщиками, но в Америке он превратился в дальновидного бизнесмена и решил лично посетить выставку, чтобы посмотреть, нельзя ли извлечь из всего этого нормальную спокойную пользу.
Каюк вышел из машины и почтительно открыл лакированную дверь, за которой сидел Марафет. Двое мексиканских подростков, увидев эту полную скромного величия сцену, спрятались за толстый ствол вековой липы, и один сипло прошептал:
- Это итальянская мафия! Сейчас он будет целовать ему руку.
- Ха! - пренебрежительно ответил другой. - Ты что, не видишь, что это русские? Посмотри на его ботинки.
Русские мафиози, не подозревая, что являются объектом пристального внимания двух малолетних мексов, неторопливо перешли через дорогу и скрылись в дверях «Пэсифик Холла». Юные мексиканцы посмотрели им вслед и отправились в переулок, где у них была назначена встреча с уличным торговцем наркотиками.
Войдя в просторный зал, Марафет благожелательно огляделся.
Как и следовало ожидать, русская неделя в Лос-Анджелесе проходила весьма скромно. Ни тебе фейерверков, ни шествий по улицам, никаких медведей на цепях и плясок в лаптях. Основному, американскому населению этого огромного города было глубоко наплевать на подобное мероприятие, как на какой-нибудь день Гондураса. Но русские, изнывавшие от традиционной американской скуки, с радостью тусовались в «Пэсифик Холле» с утра до вечера.
Зал был украшен множеством ярких плакатов, привезенных из России, венками и букетами, на стендах стояли добротные книги и толстые глянцевые журналы, изделия народного промысла, православный инвентарь, нелепые спортивные кубки и прочая чепуха, которая имела такое же отношение к русской культуре, как поленница дров к старинному собору в Кижах, построенному без единого гвоздя.
Прямо напротив входа стояло чучело усатого Петра Первого, который с любезной улыбкой официанта приглашал то ли войти, то ли отправиться с ним за компанию прорубать окно в Европу.
Народу в зале было немного, но Марафет сразу же увидел четверых фигуристов и двух боксеров, которые уже прошли с ним собеседование и теперь являлись почти что его собственностью. Спортсмены оживленно поглядывали в угол, где на столах были расставлены бесплатные напитки, среди которых особо выделялось пиво, но девушка, вокруг которой они столпились, почему-то привлекала их больше. Внимательно посмотрев на нее, Марафет почувствовал, что если бы перед ним поставили выбор - эта девушка или пиво, - он тоже выбрал бы ее. Красивая, длинноногая, длинные темные волосы уложены гладкими волнами, а округлая грудь обтянута тонкой футболкой.
Каюк, стоявший за спиной Марафета, звучно сглотнул и пробормотал:
- Во, бля, краля!
- Цыц! - сказал Марафет и, нацепив на лицо улыбку доброго богатого дядюшки из Техаса, направился к спортсменам.
Увидев неприятно знакомое лицо, те приувяли и благоразумно переместились ближе к пиву, а солидный папик одобрительно оглядывая зал, приблизился к любезно улыбавшейся ему красавице, вытянув перед собой руку со сверкающим перстнем.
Девушка шагнула навстречу гостю, важность и значительность которого чувствовались даже на расстоянии пятидесяти ярдов, и он, изящно склонившись, приложился к ее узкой и загорелой ручке. Спортсмены вздохнули и стали звякать пивными бутылками.
- Рад видеть на американской земле настоящую русскую красавицу, - проворковал Марафет.
Красавица сделала книксен, умело продемонстрировав подвижность бедер, а также изящество загорелых лодыжек, и ответила:
- Меня зовут Маргарита. Я хозяйка этого балагана.
- Так уж и балагана! - возмутился Марафет. - Прекрасная организация, отличное оформление! Я не понимаю, чем вы недовольны? О, простите, меня зовут Георгий Иванович. Ваша красота так подействовала на меня, что я чуть не забыл представиться.
- Не беспокойтесь, я привыкла к этому.
- К чему? - Марафет поднял брови. - Уж не к тому ли, что мужчины, оказавшись рядом с вами, теряют голову?
- И к этому тоже, - призналась Маргарита, виновато склонив голову.
Разговор стал принимать чрезвычайно приятное для Марафета направление.
