Но все равно остается вопрос: является ли результатом такого
сплочения всеобщее благо? Всегда ли идея «общинности» согревает сердца, или ей
случается и холодить кровь? В этот момент мне представилось, как жена обнимает
Майка Андерсона и одновременно шепчет ему на ухо: «Пусть (с Линожем) произойдет
несчастный случай». Знаете, как у меня при этом кровь похолодела?! И я уже
знал, что должен хотя бы попытаться это написать.
Осталось только решить вопрос о форме. Вообще-то я никогда
об этом не беспокоюсь – не больше, чем о лице повествователя. Лицо (обычно
третье, иногда первое) всегда проявляется само. Так же, как форма, в которую
выльется идея. Удобнее всего для меня роман, но я пишу и рассказы, сценарии,
даже стихи иногда. Форму всегда диктует идея. Нельзя заставить роман стать
рассказом, нельзя заставить рассказ быть поэмой, и нельзя остановить рассказ,
который решил, что хочет быть романом (разве что убить его).
Я полагал, что, если буду писать «Бурю столетия», она будет
романом. Но когда я приготовился сесть и писать, идея мне твердила, что она –
фильм. Каждый образ повествования оказывался кинообразом, вместо того чтобы
быть образом книжным: желтые перчатки убийцы, забрызганный кровью баскетбольный
мяч Дэви Хоупвелла, дети, летающие с мистером Линожем, Молли Андерсон,
шепчущая: «Пусть с ним произойдет несчастный случай», а более всего – Линож в
камере, подобравший под себя ноги и свесивший кисти рук с колен – лейтмотив
всего оркестра.
Для кинофильма история была бы слишком длинной, но я думал
тогда, что вижу, как это обойти. За многие годы я построил отличные рабочие
отношения с «Эй-Би-Си», давая им материал (а иногда и телесценарии) для
полудюжины так называемых мини-сериалов, которые заработали себе отличный
рейтинг. Я связался с Марком Карлинером (который выпустил новую версию
«Сияния») и Маурой Данбар (которая работала со мной от «Эй-Би-Си» с начала
девяностых). Я спросил, заинтересуется ли кто-нибудь из них настоящим романом
для телевидения, таким, который существует сам по себе, а не сделан из
написанного уже книжного романа?
Оба они ответили «да» практически не задумываясь, и когда я
закончил три двухчасовых телесценария, которые следуют за этим введением,
проект вошел в предпроизводственную фазу и потом в фазу съемок без всяких
творческих судорог и административных мигреней. Сейчас модно, если вы
интеллектуал, презирать телевидение (не дай бог вам сознаться, что вы смотрите
«Фрэзиера», не говоря уже о «Джерри Спрингере»), но я работал как сценарист и
для телевидения, и для кино, и я подписываюсь под старой фразой, что в
Голливуде телевизионщики организуют производство фильмов, а киношники – деловые
завтраки. Это не то чтобы «зелен виноград» – я хорошо работал с киношниками, в
общем и целом (забудем о таких фильмах, как «Кладбищенская смена» или
«Серебряная пуля»). Но на телевидении вам дают работать… а если еще у вас в
послужном списке есть успех с многочастевыми пьесами, вам позволят слегка выйти
за рамки. А это я люблю. Это приятно. «Эй-Би-Си» выделила на этот проект
тридцать три миллиона долларов по трем черновым сценариям, которые так
существенно и не изменились. И это тоже приятно.
Я писал «Бурю столетия» точно так, как писал бы роман – имея
список персонажей и никаких других заметок, по три-четыре часа каждый день
таская с собой переносной макинтошевский «Пауэрбук» и работая в гостиничных
номерах, когда мы с женой отправлялись в регулярные поездки, чтобы смотреть
игру женских баскетбольных команд штата Мэн на выезде – в Бостоне, в Нью-Йорке
и в Филадельфии. Разница только в том, что я использовал программу «Файнал
Драфт» вместо «Ворд-6», в которой пишу обычную прозу (и эта проклятая программа
то и дело грохается, оставляя мертвый экран – благословенна будь избавленная от
глюков «Файнал Драфт»). И я бы сказал, что следующий далее текст (или то, что
вы увидите на своих телевизорах, когда «Буря» выйдет в эфир) – вообще не
настоящая «телевизионная пьеса» или «мини-сериал». Это подлинный роман, но
существующий на другом носителе.
Конечно, работа не была полностью лишена проблем. Основная
трудность в создании передач для телесетей – вопрос цензуры («Эй-Би-Си» – та
крупная сеть, которая фактически правит рукой «Стандартов и Практики»: они
читают сценарий и сообщают вам, что абсолютно невозможно показать в гостиных
Америки). Я боролся с этим, как Геракл, при создании «Позиции» (мировое
население задыхается насмерть в собственных соплях) и «Сияния» (талантливый, но
явно с придурью молодой писатель избивает жену крокетным молотком чуть не до
смерти и потом пытается убить сына тем же предметом), и это была самая
мучительная часть процесса – творческий эквивалент китайского бинтования ног.
К счастью для меня (а самозваные стражи нравственности
Америки, возможно, счастливы этим куда меньше), телевизионные сети куда как
расширили границы приемлемого с тех пор, как продюсерам передачи «Дик Ван-Дейк»
было запрещено показывать двуспальную кровать в главной спальне (Боже мой, а
что если молодежь Америки начнет представлять себе, как Дик и Мэри лежат в ней
ночью и касаются друг друга ногами?). За последние десять лет изменения
отвоевали себе еще больше места. Многие из них были откликом на революцию
кабельного телевидения, но много других возникли в результате общего истощения
зрителя, в частности, в рассматриваемой группе: от восемнадцати до двадцати
пяти лет.
Меня спрашивали, зачем вообще заводиться с телесетями, если
есть кабельные розетки «Хоум бокс офис» и «Шоутайм», где вопрос цензуры почти
не возникает. Причин две. Первая состоит в том, что при всем «шуме и ярости»
критики вокруг таких оригинальных кабельных шоу, как «Оз» или «Реальный мир»,
потенциальная аудитория кабельного телевидения все еще очень невелика. Сделать
мини-сериал на ХБО – это как напечатать большой роман в малотиражной газете. Я
ничего не имею ни против малотиражной прессы, ни против кабельного ТВ, но после
долгой и напряженной работы я хочу выйти на максимально широкую аудиторию.
Часть этой аудитории может в четверг вечером переключиться на «Скорую помощь»,
но это уже им выбирать. Если я сделал свою работу, и люди захотят узнать, что
было дальше, они пустят «Скорую помощь» на запись и останутся со мной. «Самое
интересное – это когда есть с кем соревноваться», – говаривала моя мать.
Вторая причина держаться крупных сетей – это то, что
небольшое бинтование ног может оказаться полезным. Когда знаешь, что твоя
история попадет на глаза людей, выискивающих мертвецов с открытыми глазами (на
сетевом ТВ – ни-ни!), детей, которые произносят плохие слова (еще одно ни-ни!),
или лужи пролитой крови (огромное ни-ни!), начинаешь искать альтернативные способы
выразить свою точку зрения. В жанрах саспенса и ужастика лень почти всегда
проявляется изобразительной грубостью: выскочившее глазное яблоко,
располосованное горло, гниющий зомби. Когда телевизионный цензор уберет эти
простые страшилки, становится необходимым искать другие пути к той же цели.
Создателю фильма приходится действовать тоньше, иногда действительно изящно,
как часто бывают изящны фильмы Вэла Льютона («Люди-кошки»).
