Камера надвигается, и одновременно с этим в глазах Кэт
появляется проблеск понимания, что она сделала. Глаза ее опускаются на трость,
и Кэт ее роняет.
Трость лежит в снегу рядом с дверью, косясь на Кэт. Глаза
серебряного волка полны крови.
Кэт поднимает руки в перчатках к щекам. Очевидно, что-то
ощутив, отнимает их от лица и смотрит. И лицо ее все еще пустое, будто под
наркозом… она в состоянии шока.
В подвале мэрии Урсула оглядывается посмотреть, не подслушивают
ли ее разговор с Молли. Хотя никто не слышит, она все же отводит Молли подальше
от народа к лестнице – на всякий случай. Молли смотрит на нее, озабоченная и
обеспокоенная. На улице ревет ветер – огромный. А женщины обе – очень
маленькие.
– Когда у меня такое чувство, Молли, я ему верю. Я за годы
научилась ему доверять. И сейчас… Молли, я думаю, что с Питером что-то
случилось.
– А что? – Молли немедленно всполошилась. – Кто-нибудь из
магазина пришел? Майк уже…
– С того конца города никто не приходил с восьми часов, но с
Майком все в порядке.
Урсула видит, что Молли это не убедило, и улыбается чуть
горше.
– Да ничего сверхъестественного – я просто перехватила пару
передач по радио. Один раз говорил Хэтч, второй раз я точно уверена, что это
был Майк.
– Что он сказал? С кем говорил?
– При сорванных антеннах мне трудно сказать, – отвечает
Урсула. – Передача от базы к базе – слышишь голос, и только. Я думаю, они все
еще пытаются вызвать полицию штата в Мачиасе.
– Так ты ничего не слышала о Питере, – говорит Молли, – и
как же ты тогда можешь знать…
– Не слышала, – перебивает Урсула. – Но знаю – и все тут.
Слушай, если я уговорю Люсьена Фурнье перестать возиться с телевизором и
отвезти меня на своем снегоходе, ты тут управишься? Если только крыша не
рухнет, то остается всего лишь всем отвечать, что все в порядке, завтрак в
семь, и люди нам нужны и для обслуживания и чтобы потом прибрать. Почти всю
работу сегодня уже сделали, хвала Господу. Люди укладываются спать.
– Я с тобой поеду. Тавия тут справится. Я хочу видеть Майка!
– Нет. Не тогда, когда здесь – Ральфи, а там – опасный
арестант.
– И у тебя тоже есть ребенок, о котором надо думать. Здесь
Салли.
– Я волнуюсь об отце Салли, а не об отце Ральфи. А Тавия
Годсо… я никогда не скажу ей этого в глаза, потому что я ее люблю, но у нее
болезнь старых дев – она боготворит своего брата. Если ей взбредет в голову,
что с Питером что-то случилось…
– Ладно, – соглашается Молли. – Но ты скажи Майку, пусть
поставит охрану – возьмет мужчин, сколько ему надо, им все равно сейчас делать
нечего – и возвращается. Скажи ему, что его хочет видеть жена.
– Я ему передам.
Она оставляет Молли и начинает пробиваться сквозь толпу к
Люсьену Фурнье.
Возле сарая Кэт все еще глядит на свои руки, и теперь в
глазах ее начинает появляться проблеск понимания. Она переводит взгляд с
окровавленной трости на окровавленные руки… обратно… на трость… на руки… и
вверх в бурю. И тут у нее открывается рот до отказа, и оттуда вылетает визжащий
вопль.
В кухне мэрии Джоанна, моющая кастрюлю в раковине и
оказавшаяся ближе всех к задней двери, поднимает глаза и хмурится. Остальные
продолжают заниматься своими делами.
– Вы ничего не слышали? – спрашивает Джоанна.
– Только ветер, – отвечает Кора.
– Похоже было на крик, – говорит Джоанна. Кора вся –
преувеличенное терпение.
– Именно так звучит сегодня ветер, дорогая. Джоанна, которая
уже сыта своей свекровью по горло, смотрит на миссис Кингсбери и спрашивает:
– А эта девушка из магазина уже вернулась? По-моему, нет.
– Если вернулась, то не через эту дверь, – отвечает миссис
Кингсбери.
– Наверное, у них есть свои темы для обсуждения, Джоанна, –
говорит Кора с хитрым взглядом. И сопровождает его самым грязным жестом,
который только показывают по телевизору (или нет – он все же слишком грязный):
она нетуго складывает кулак и похлопывает ладонью по его основанию – с улыбкой.
Джоанна кидает на нее взгляд, в котором читается омерзение,
потом хватает с вешалки в углу чью-то парку. Она ей велика, но Джоанна
застегивает молнию.
– Моя мать, – говорит Кора, – всегда говорила: «Не надо
подсматривать в замочную скважину».
– Я слышала крик.
– Я считаю, что это смешно! – изрекает Кора.
– Заткнитесь, мама!
Кора застыла. Миссис Кингсбери поражена, но поражена
приятно. Она явно подавляет возглас: «Молодец, девушка!» Джоанна, понимая, что
лучшей реплики на уход со сцены не будет, нахлобучивает отороченный мехом
капюшон парки и выходит в воющую тьму.
В подвале Молли смотрит, как Урсула говорит что-то Люсьену,
который перестает возиться с комнатной антенной и внимательно слушает. На
искаженном помехами экране телевизора – карта штата Мэн. Почти вся она покрыта
красным цветом с большими белыми буквами СНЕЖНАЯ ОПАСНОСТЬ! Еще есть надписи:
ОТ 3 ДО 5!!! ФУТОВ!!! +СУГРОБЫ, МЕТЕЛЬ. Тем временем погодный диктор объясняет:
– Если вы находитесь в указанных зонах, мы вам советуем
оставаться на месте, даже если у вас отключена энергия и нет тепла. В эту ночь
главная необходимость – это укрытие. Если вы находитесь в укрытии – не
покидайте его. Сохраняйте тепло, кутайтесь, делитесь едой и помощью. Если
бывает на свете ночь, когда необходима помощь добрых соседей, то это сегодня.
Состояние снежной опасности сохраняется в центральном и прибрежном штате Мэн –
я повторяю: в центральном и прибрежном штате Мэн сохраняется состояние снежной
опасности.
По лестнице спускаются Джонни Гарриман и Джонас Стенхоуп,
неся большие подносы с пирогами и печеньем. За ними идет Энни Хастон, обхватив
руками сияющее стальное пузо кофейника промышленных размеров. Молли, все еще
обеспокоенная, делает шаг в сторону, чтобы не стоять на дороге. Она внимательно
наблюдает за разговором Урсулы с Люсьеном.
– Как, все в порядке, Молли Андерсен? – спрашивает Джонни.
– Отлично. Все отлично.
– Да, будет что рассказать внукам.
– Уже есть.
Между задним крыльцом мэрии и сараем появляется борющаяся с
ветром Джоанна. Схваченная с вешалки парка хлопает вокруг нее, как парус,
капюшон все время сдувает назад. Но все же она добирается до сарая. Дверь
открыта, но Кэт уже в ней нет.
