– Это тот человек? – спрашивает Молли. – Тот, который
схватил Ральфи в магазине? Да?
Майк не отвечает.
– Но с тобой ничего не случится? – спрашивает Молли.
– Нет.
– Этот человек… – продолжает Молли, -…если он человек…
никогда не попадет в суд, Майкл. Я это знаю. И ты тоже знаешь.
Крохотная пауза.
– Может быть, от него надо избавиться. Пусть с ним
произойдет несчастный случай.
– Зайди в дом, – отвечает Майк. – Пока уши не отморозила.
Она снова его целует, чуть более нервно.
– Возвращайся, Майк!
– Обязательно.
Она закрывает дверь, и Майк идет к вездеходу по следам
остальных, склоняясь навстречу безжалостному ветру.
Залита солнцем спальня. В открытое окно дует летний бриз, и
шторы медленно вздуваются колоколом.
Из ванной выходит Генри Брайт, одетый только в пижамные
штаны и наброшенное на шею полотенце. Он подходит к окну, и из-за двери
просовывается голова Фрэнка, его сына.
– Мама сказала: спускайся вниз к завтраку, папа! Над головой
Фрэнка появляется голова Карлы.
– Не так! Мама сказала: спускайся вниз к завтраку, сонный и
ленивый папа!
Фрэнк затыкает себе рот рукой и хихикает. Генри улыбается.
– Через минуту спущусь. Он подходит к окну.
За окном красиво, как бывает только в штате Мэн на пике лета
– голубое небо над широкими зелеными лугами, круто спускающимися к воде с
белыми гребешками. На море видны рыбачьи лодки, кричат и взмывают вверх чайки.
Генри у окна облегченно вздыхает.
– Слава Богу, это было во сне. Мне приснилось, что сейчас
зима… буря… и этот человек в городе…
– Этот страшный человек, – поправляет его голос Линожа.
Генри резко оборачивается.
Хотя в его сне и лето, Линож одет так, как тогда на
Атлантик-стрит перед домом Марты, когда мы видели его впервые: куртка, вязаная
шапка, ярко-желтые перчатки. Он строит гримасу прямо в камеру, открывая полный
рот клыков. Глаза его чернеют. Он протягивает волчью голову на трости в сторону
Генри, и голова оживает, рыча и щелкая зубами.
Он отступает от серебряного волка, зацепляется за подоконник
и выпадает с воплем.
Только выпадает не из своего дома, и не на землю острова
Литтл-Толл-Айленд, как бы тверда она ни была. Он падает в кипящую черно-красную
огненную яму. Это – пасть ада, и кипит она красным и черным, как время от
времени – глаза Линожа.
С воплем Генри выпадает из кадра.
Он дергается в кресле, падает с него и издает придушенный
вопль, когда стукается об пол. Открыв глаза, он с недоумением озирается.
Играющие в карты в магазине при звуке его падения смотрят в
зеркало и видят стоящего у решетки Робби.
– Хэтч, у Робби пистолет! – кричит Кирк. – Кажется, он хочет
пристрелить этого типа! Хэтч вскакивает, опрокинув стол.
– Отойди от него, Робби! – кричит он. – Положи оружие!
Генри замечает Робби:
– Эй, Робби, что это ты…
Он встает с пола, все еще с дурной спросонья головой.
У клетки: Робби и его поддельная мать. Она сидит на койке,
где сидел Линож (это естественно – она и есть Линож). Она очень стара, около
восьмидесяти, и очень худа. На ней белая больничная рубашка, волосы встрепаны,
на лице упрек. Робби глядит на нее, загипнотизированный.
– Робби, почему ты не приехал? После всего, что я для тебя
сделала, после всего, что я тебе дала…
– Черт, Робби! – кричит голос Хэтча.
– Зачем ты бросил меня умирать среди чужих? Зачем ты бросил
меня умирать одну?
Она протягивает к нему худые дрожащие руки.
Хэтч, Кирк и Джек бросаются в открытую дверь офиса.
Генри, еще не очень соображая, подходит к решетке. Линож
сидит на койке, протягивая руки в сторону Робби… и Генри видит действительно
Линожа.
Линож бросает взгляд на дверь из офиса в магазин, и она
захлопывается перед лицом Хэтча.
Хэтч налетает на дверь и отскакивает. Пробует ручку – не
поворачивается. Бьет в дверь плечом, потом поворачивается к остальным:
– Да не стойте вы столбом! Помогите мне!
В офисе констебля слышатся глухие удары в дверь. Поддельная
мать в больничной рубахе сидит на койке, глядя на своего блудного сына.
– Я ждала тебя, Робби, и я до сих пор тебя жду. Я жду тебя в
аду.
– Заткнись, ты! А то я тебя застрелю!
– Чем? – спрашивает поддельная мать и презрительно смотрит
на револьвер. Робби следит за ее взглядом.
Револьвера нет. В руке Робби – извивающаяся змея. Он с
воплем ее отбрасывает.
Все остальное мы видим глазами Генри Брайта, то есть так,
как оно есть на самом деле. Робби отбросил револьвер, а не змею, и в клетке
сидит Линож, который встал с койки и идет к решетке.
– Я буду ждать тебя в аду, Робби, и когда ты придешь, я
возьму ложку. Я выем этой ложкой твои глаза. И я буду съедать твои глаза снова
и снова, Робби, потому что ад – это повторение. Рожденный в грязи – в ад ползи.
Генри наклоняется за револьвером. Линож бросает взгляд на
револьвер, и тот скользит по полу. Линож смотрит на Робби, смотрит пристально,
и вдруг Робби отлетает назад. Он ударяется об стену, отскакивает и падает на
колени.
– Кто ты такой? – с ужасом шепчет Генри.
– Ваша судьба.
Линож поворачивается, поднимает матрас, и там лежит трость.
Линож поднимает ее вверх, и от нее исходит ослепительный синий свет.
Генри пятится, защищая глаза руками. Робби, которому удалось
подняться, тоже заслоняет глаза. Сияние яркое, ярче, еще ярче. Свет оглушает,
как крик.
У двери офиса со стороны магазина свет бьет в замочную
скважину, вокруг петель и в щель у пола. Трое в страхе отступают.
– Что это там такое? – спрашивает Джек.
– Не знаю, – отвечает Хэтч.
В офисе Генри и Робби скорчились у стены под ослепительным
потоком света. И в этом свете мы впервые видим Линожа как он есть: древний
чародей, чья воздетая трость – главный его волшебный инструмент: обращенный во
зло жезл Аарона. И она испускает волны ослепительного света.
