– Это твоя жена. Она говорит, что у нее там небольшая
проблема случилась в детской группе.
И снова камера показывает Майка, Хэтча и покупателей возле
мясного прилавка. Покупатели заинтересовались. Жить на острове – как смотреть
мыльную оперу, где все персонажи знакомы.
– Ей что, не терпится? Снова касса и Кэт:
– Откуда я знаю, что ей не терпится? Это твоя жена.
Улыбки и смешки покупателей. Народ слегка развеселился. Кирк
Фримен, человек лет сорока, усмехается Майку:
– Сходил бы ты разобрался, что там, Майк. У мясного прилавка
Майк говорит Хэтчу:
– Останешься здесь за меня?
– А ты мне одолжишь свою цепь и кресло? Майк со смехом
хлопает сверху по шляпе Хэтча и спешит узнать, что нужно его жене. Подходит к
кассе и берет трубку у Кэт. Начинает говорить с женой, забыв о наблюдающей с
интересом публике.
– Чего там, Молл? Голос Молли в телефоне:
– У меня тут небольшая проблема – ты не смог бы прийти?
Майк оглядывает магазин, набитый покупателями перед бурей.
– Лапонька, у меня тут у самого куча небольших проблем. У
тебя какая?
Камера показывает нам крупным планом Пиппу Хэтчер – девочку
лет трех. И весь экран заполняет ее плачущее и перепуганное лицо с красными
пятнами и мазками. Может быть, мы сперва примем их за кровь.
Но камера отъезжает, и становится ясно, в чем проблема.
Пиппа взобралась на половину лестничного пролета, просунула голову между двумя
стойками перил, а вытащить не может. Но все так же крепко держит в руке кусок
хлеба с вареньем, и то, что мы приняли за кровь – это клубничный джем.
Под ней у подножия лестницы стоят семеро маленьких детей от
трех до пяти лет. Один из четырехлетних – это Ральф Андерсон, сын Майка и
Молли. Может быть, сперва это было незаметно (потому что сейчас нас куда больше
интересует плачевное положение Пиппы), но у Ральфи на переносице родинка. Не то
чтобы она его уродовала, просто она там есть – как седло на переносице. Он
вносит предложение:
– Пиппа, давай я доем твой хлеб, если ты сама не будешь?
– Неееет! – возмущенно кричит Пиппа. И начинает выдираться,
пытаясь освободиться, но хлеб из руки не выпускает. Он теперь исчез в ее пухлом
кулачке, и кажется, будто она потеет клубничным вареньем.
А на столе в холле у лестницы стоит телефон – стол между
лестницей и дверью. По телефону говорит Молли Андерсон, жена Майка. Ей около
тридцати, привлекательная женщина, и сейчас в ней борются смех с испугом.
– Пиппа, солнышко, не надо так. Стой спокойно…
– Пиппа? А что там с Пиппой? – Это голос Майка в телефоне. А
Майк зажимает себе рот рукой – поздно.
– С Пиппой что-то случилось? – встревает Линда Сент-Пьер.
Из-за конторок с кассами выходит Хэтч. Снова холл и Молли у
телефона:
– Тихо ты! Меньше всего на свете мне сейчас надо, чтобы на
меня свалился Олтон Хэтчер.
А по проходу решительно идет Хэтч все в той же белой шляпе.
Его улыбчивое настроение исчезло без следа. Перед нами встревоженный отец с
головы до пят.
– Поздно, милая, – отвечает Майк. – Так что там?
Молли у телефона со стоном закатывает глаза.
– Пиппа сунула голову между перилами и застряла. Ничего
серьезного – то есть я так думаю, – но иметь дело одновременно с надвигающейся
бурей и сумасшедшим папашей в один день – это для меня слишком много. Если Хэтч
приедет, ты приедешь с ним.
Она вешает трубку и поворачивается к перилам.
– Пиппа, не надо! Не тяни так. Уши себе поранишь.
В магазине Майк озадаченно глядит на телефон и вешает
трубку. Тем временем Хэтч плечом проталкивается сквозь толпу покупателей, и вид
у него встревоженный.
– Что случилось с Пиппой?
– Малость застряла, как мне сказали. Давай пойдем
разберемся?
На Мэйн-стрит перед магазином автостоянка. На самом удобном
месте стоит зеленый внедорожник с надписью краской на дверях «Службы острова» и
полицейской мигалкой на крыше. Из магазина выходят Майк и Хэтч и спешат к ней,
перепрыгивая через ступени. Хэтч на ходу спрашивает:
– Майк, у нее был очень встревоженный голос?
– У Молли? Я бы сказал, баллов пять по десятибалльной шкале.
Им в лицо бьет порыв ветра, заставляя покачнуться назад.
Отсюда не видно, зато отлично слышно, как волны бухают в берег.
– Это будет мать всех бурь, да? Как ты думаешь? Майк не
отвечает. Но это и не нужно. Они уже сели в джип и уехали.
А на террасе от порыва ветра зазвенели ловушки для омаров и
начал вертеться пропеллер на шапочке «Робби Билза».
Снова подножие лестницы в доме Андерсона. Голова Пиппы все
еще торчит из перил, но рядом с ней на лестнице сидит Молли, и девочку удалось
немножко успокоить. Остальные дети все еще толпятся вокруг и смотрят. Молли
одной рукой гладит Пиппу по волосам. В другой руке держит ее кусок хлеба с
вареньем.
– Все будет хорошо, Пиппа. Майк и твой папа сейчас приедут.
И Майк тебя вытащит.
– А как он сможет?
– Не знаю. Но он это делает, как волшебник.
– Я есть хочу.
Молли просовывает руку сквозь решетку и подносит хлеб ко рту
Пиппы. Пиппа ест. Остальные дети смотрят, затаив дыхание. Один из них,
пятилетний – сын Джилл Робишо. И Гарри Робишо просит:
– Миссис Андерсон, можно я ее покормлю? Я однажды кормил
обезьяну, на ярмарке в Бангоре!
Дети смеются, но Пиппа ничего смешного в этом не видит.
– Я не обезьяна, Гарри! Не обезьяна, а ребенок!
– Эй, ребята! Я обезьяна! – кричит Дон Билз. И начинает
прыгать у подножия лестницы, почесывая себя под мышками и валяя дурака с такой
отдачей, на которую способен только четырехлетний ребенок. Остальные тут же
начинают ему подражать.
– Я не обезьяна! – кричит Пиппа и начинает плакать. Молли
гладит ее волосы, но на этот раз утешить не может. Застрять между перилами –
обидно, но когда тебя называют обезьяной, это в сто раз обиднее.
– Дети, прекратите! Прекратите немедленно! Это невоспитанно,
и это ранит чувства Пиппы!
Почти все останавливаются, но только не Дон Билз – маленький
мерзавец с безмятежнейшим видом продолжает прыгать и чесаться.
