Ты – не Знахарь, твердил я себе, ты – просто богатый человек, который, конечно же, знает о существовании уголовного мира, но сам к нему – никаким боком.
Ты просто хочешь вложить деньги в криминальный бизнес и иметь с этого свой навар.
Ты не разбираешься в тонкостях преступных ремесел, а тем более – в жизни братвы. Хоть российской, хоть американской.
Ты понимаешь, что это риск, но ты – смелый человек и готов в случае чего постоять за себя.
Ты – не Знахарь.
Если ты увидишь кого-нибудь из тех, с кем встречался раньше – ты не узнаешь его.
Официантка, притащившая небольшой поднос, на котором торжественно и гордо стояла одинокая, но вместительная рюмка, поставила его передо мной и, сделав книксен, ушла.
Я мрачно посмотрел на рюмку, взял ее твердой рукой и, не поморщившись, мужественно влил в себя. Поставив пустую посудину обратно на поднос, я с удовольствием почувствовал, что водочка оказалась правильная – без сивухи и грамотно охлажденная.
Закурив, я выпустил дым в потолок и, вольготно развалившись, уставился на знакомую дверь, за которой сейчас решался вопрос, касающийся моей персоны.
Вообще-то вопросы задают, а решают – задачи…
Ладно, хрен с ними, с грамотеями этими.
Значитца – Виктор Васильевич Скуратов, подумал я, чувствуя, как хорошая водка благотворными струйками жидкого огня расходится по моему молодому и крепкому организму.
Раз меня не зовут уже минут пять, а то и семь, значит – сидишь ты там, за известной дверью, и чешешь репу, думая, кто это такой пришел к тебе по личному делу, да еще и в надежде на то, что это дело станет общим.
Думай, думай…
Посмотрим, как ты умеешь думать.
Наконец дверь открылась, из нее вышел вышибала и, широко улыбаясь, направился ко мне. То, что он лыбился во все шестьдесят четыре фарфоровых зуба, ничего не значило. Они тут все нахватались американских манер и будут улыбаться, даже вышвыривая тебя за дверь.
Ну, положим, меня-то не очень вышвырнешь…
Хотя, черт побери, я ведь теперь не Знахарь, не вор в законе, не авторитет уголовный, так что, если кто-то будет меня вышвыривать, придется смирить гордыню и просто сделать нормальный возмущенный вид.
Но это, конечно же, никак не относилось к сегодняшней ситуации.
Ну, пришел мужик, ну, спросил Виктора Скуратова, так ведь Скуратов этот вполне легальная личность, почему бы и не спросить, а если не хочет Скуратов с мужиком разговаривать – тоже никаких проблем – Виктор Васильевич занят.
И все дела.
Сиди и пей водку.
Пока я думал обо всей этой ерунде, вышибала дошел до меня и, слегка поклонившись, сказал:
– Виктор Васильевич примет вас. Прошу.
И снова гостеприимно повел рукой. В точности так же, как внизу, в холле.
Наверное, тренировался перед зеркалом.
Я улыбнулся, встал и пошел следом за ним.
Войдя в кабинет, я увидел знакомую картину.
За большим столом, правда, уже другим, не тем, который стоял тут раньше, сидел худощавый седой мужчина лет сорока, на диване слева от него расположились двое спортивных братков, а справа – мать честная – за маленьким столиком с бумагами и ноутбуком сидел тот самый бухгалтер, который был тут еще при покойном Алексе.
Я еще не совсем привык к тому, что меня нельзя узнать, и поэтому почувствовал, как под ложечкой засосало. Но старичок только скользнул по мне равнодушным взглядом и снова уткнулся в свою бухгалтерию.
– Здравствуйте, Виктор Васильевич, – вежливо сказал я.
– Здравствуйте, – так же вежливо ответил Скуратов. Я огляделся и увидел, что присесть мне было некуда. Ага, знаем мы эти штучки, это специально для того, чтобы визитер почувствовал себя неловко.
Ну, небольшая демонстрация зубов не помешает, подумал я, и, посмотрев на одного из сидевших на диване братков особым взглядом, сделал едва заметный жест рукой. Браток послушно встал и отошел в угол.
Скуратов удивленно проводил его глазами, а я тем временем, аккуратно подтянув брюки, уселся на его место. При этом я зацепил коленом другого братка, и он, неловко кашлянув, встал и присоединился к своему корешу.
Вот так.
Я посмотрел на Скуратова и, увидев в его глазах интерес, улыбнулся.
– Меня зовут Майкл Боткин, – сказал я. – Очень приятно.
Скуратов тоже улыбнулся, но только одними глазами, и ответил:
– Виктор Скуратов.
Я кивнул и достал из кармана запечатанную пачку сигарет.
Настала небольшая пауза, во время которой я неторопливо сорвал с пачки «Малборо» тонкую целлофановую пленку, вытащил из-под клапана серебряную бумажку, поискал глазами пепельницу, нашел, положил в нее смятый мусор, вытащил из пачки сигарету, размял ее, сунул в рот, потом достал из другого кармана зажигалку, закурил, откинулся на спинку дивана и, наконец, благожелательно посмотрел на Скуратова.
Во время этого спектакля в кабинете стояла мертвая тишина, в которой только тихо шелестели бумажки, а потом щелкнула зажигалка. Все смотрели на меня и ждали, что будет дальше.
Скуратов еле заметно улыбался, понимая мою игру. Я тоже понимал, что он понимает. И так далее. Короче говоря, с первой же минуты мы поняли друг друга.
Посмотрим, что будет дальше.
– Так что у вас за дело, Майкл? – спросил Скуратов, закрывая лежавшую перед ним конторскую тетрадь.
– Дело, Виктор, весьма интересное и, возможно, конфиденциальное, – я выразительно кивнул в сторону братков и бухгалтера. – Может быть, нам лучше поговорить с глазу на глаз?
Скуратов прищурился, выдержал паузу и кивнул.
– Хорошо, пусть так.
После этих слов братки и канцелярский дедушка встали и молча вышли из кабинета.
– Я слушаю вас, – сказал Скуратов и закурил «Беломор». Выпустив облако густого синего дыма, похожее на тракторный выхлоп, Скуратов положил руки перед собой и внимательно посмотрел на меня.
Дескать – давай, излагай свое дело.
Я изящно стряхнул пепел в миниатюрный гробик черного цвета, по углам которого скалились маленькие черепа, и начал:
– Буду говорить, называя вещи своими именами. Так удобнее.
Скуратов кивнул.
– Я русский американец. Чем я занимаюсь тут, в Америке – не важно. Хотя, собственно… Если говорить честно – ничем не занимаюсь. А в России я – теневой владелец новой телекомпании. Там есть люди, представляющие мои интересы, имеется, так сказать, зицпредседатель, в общем – другие делают для меня большие дела на мои деньги. Дела идут, контора пишет, деньги капают, я доволен. Но, как вы знаете, во время еды приходит аппетит. И теперь я хочу, чтобы мои деньги работали на меня и здесь, в Америке.
